Все себя дурно ведут
Шрифт:
«Нельзя так строить фразы», – однажды заявил он, когда после сеанса чтения Андерсон покинул квартиру [68] .
Вдобавок Хэдли оскорбилась, поскольку Андерсон сравнивал Хемингуэя с империалистом Викторианской эпохи, писателем Редьярдом Киплингом.
«Как глупо! – возмущалась она в письме к мужу. – Да я вообще не желаю сравнивать тебя ни с кем! Ты же Эрнест Хемингуэй» [69] .
Андерсон сумел многократно компенсировать эти непреднамеренные оскорбления. Во время своих визитов он если не читал вслух собственные рукописи, то расписывал прелести Парижа – города, который стал магнитом для творческих личностей со всей Америки. Ранее в том же году Андерсон совершил путешествие в Париж через Атлантику и встретился с внушающей ему уважение Гертрудой Стайн, американкой, богатой наследницей и экспериментирующим литератором, которая обосновалась в Париже несколько десятилетий назад. Он познакомился также с ирландским писателем Джеймсом Джойсом, шокировавшим читателей публикацией искрометных отрывков из своего романа «Улисс» в американском литературном журнале «The Little Review». Андерсону хитростью пришлось добиваться
68
«Нельзя так…»: там же.
69
«Как глупо!»: письмо Хэдли Ричардсон Эрнесту Хемингуэю, дата не указана, процитировано по Элис Хант Соколофф, «Хэдли: первая миссис Хемингуэй» (Alice Hunt Sokoloff, Hadley: The First Mrs. Hemingway, New York: Dodd, Mead & Company, 1973), стр. 41.
Пытаясь проникнуть в эти круги, Андерсон направился в новый, но уже известный магазин англоязычной литературы «Шекспир и компания» на Левом берегу. Его основательницей и владелицей являлась американская экспатриантка Сильвия Бич, знакомая со многими влиятельными представителями творческой элиты города. Однажды Бич увидела переминающегося у дверей магазина мужчину приметной внешности. Наконец решившись войти, он выразил восхищение книгой, которую Бич выставила у себя в витрине. Ни одному другому парижскому книготорговцу не хватило ума, чтобы предложить покупателям «Уайнсбург, Огайо», сказал Андерсон и признался, что он автор этой книги.
Бич была сразу же очарована Андерсоном. «Я увидела в нем нечто среднее между поэтом и миссионером (только без проповедей) – возможно, с легкой примесью актера», – позднее вспоминала она [70] . Задержавшись в магазине, Андерсон развлек ее рассказом о том, как он бросил вызов индустрии рассылки красок почтой. Бич впечатлилась достаточно, чтобы познакомить его со своей любовницей Адриенной Монье, которую Андерсон также расположил к себе. Когда же Монье пригласила Андерсона на ужин, он сообразил, что отныне официально допущен в одну из великих цитаделей экспатриантского литературного Парижа. Эта цитадель была неразрывно связана с другой. Вскоре Андерсон уговорил Бич представить его Гертруде Стайн, произведения которой увлекли его и оказали на него значительное влияние. Бич охотно согласилась. Они появились в салоне Стайн, где Андерсон с пафосом поцеловал кольцо на ее руке.
70
«Нечто среднее между…»: Сильвия Бич, «Шекспир и компания» (Sylvia Beach, Shakespeare and Company: Bison Book Edition, Lincoln: University of Nebraska Press, 1980), стр. 30.
«Почтительность Шервуда и восхищение ее творчеством, которое он выразил, необычайно понравились Гертруде, – вспоминала Бич. – Она явно растрогалась» [71] .
Эта встреча положила начало литературной дружбе, которая могла бы продлиться десятилетиями. Вероятно, Андерсон остался бы в Париже и легко вписался в экспатриантскую элиту, тем более теперь, когда он заслужил признание двух из ее наиболее видных властительниц. Однако Андерсон вернулся в Америку, где твердо воздерживался от экспатриации на протяжении всей своей карьеры. Его позиция была на редкость непопулярна, но Андерсон так и не соблазнился прелестями заграничной жизни.
71
«Почтительность Шервуда…»: там же, стр. 31.
«Видите ли, милый друг, я верю в эту нашу страну, где все так перемешано, – объяснял он Стайн. – Странно, но я в нее влюблен» [72] .
Тем не менее Андерсон постоянно предлагал другим творческим людям побывать по ту сторону Атлантического океана. В лице Хемингуэя и Хэдли он нашел восприимчивую аудиторию. Вернувшись в Чикаго, однажды за ужином стал убеждать их немедленно обменять итальянские лиры на французские франки. Париж как нельзя лучше подходил для амбициозных молодых писателей, склонных к экспериментам. Вдобавок жизнь в нем обходилась дешево. Более того, теперь Андерсон уже был знаком со стражей этого мира и мог проложить путь для Хемингуэя.
72
«Видите ли, милый друг…»: письмо Шервуда Андерсона Гертруде Стайн, весна 1923 г., в «Письмах Шервуда Андерсона» под ред. Ховарда Мамфорда Джонса (ed. Howard Mumford Jones, Letters of Sherwood Anderson, New York: Kraus Reprint co., 1969), стр. 95.
Его уговоры подействовали: к Дню благодарения Хемингуэи отказались от своих намерений побывать в Неаполе и взяли билеты на пароход, следующий во Францию. Вместо посещения мест былой славы Хемингуэя они избрали иной фон для новой и неизбежно более яркой славы. Ведь в то время Париж считался неофициальной лабораторией новаторской литературы и так называемым творческим центром мира. Несмотря на то, что этот город притягивал бесчисленное множество потенциальных современных писателей, то есть будущих конкурентов Хемингуэя, возможностей в нем тоже имелось немало. Еще никто не успел заявить свои права на тот самый парижский роман или на эпохальное послевоенное экспатриантское произведение, – по крайней мере, которое увлекло бы массового читателя. Фицджеральд уже претендовал на послевоенное недовольство и декадентство в Нью-Йорке. А в Париже наверняка больше свободы и определенно богаче материал.
Вечером накануне отъезда супругов из Чикаго Хемингуэй зашел к Андерсону, чтобы занести символ своей признательности: огромный армейский вещмешок, наполненный консервированными продуктами из его квартиры, общим весом более сотни фунтов. Этот жест тронул Андерсона.
«Помню, как он поднимался по лестнице, великолепный и широкоплечий, во весь голос обращаясь ко мне, – вспоминал Андерсон. – Здорово он придумал – принести приятелю-писаке еду, которую он все равно не взял бы с собой» [73] .
73
«Помню,
Андерсон сторицей отплатил ему за услугу. Через несколько дней, когда Хемингуэй поднимался на борт трансатлантического лайнера, при нем была редкая валюта, которую не принял бы ни один банк: личные рекомендательные письма Андерсона, адресованные самым влиятельным фигурам литературного Парижа.
Супруги Хемингуэй прибыли в Париж накануне Рождества – далеко не в самое благоприятное время для знакомства с городом. Это было все равно что увидеть прославленную и эффектную красавицу без макияжа, в тот момент, когда она мучается похмельем. Даже беднейшие экспаты старались сбежать от сырой и унылой парижской зимы, и Хемингуэи вскоре последовали их примеру. Но сначала им предстояло сойти с поезда, добраться до гостиницы «Жакоб э д'Англетерр» в Сен-Жермене и обустроиться на новом месте. Шервуд Андерсон жил в том же отеле во время недавнего пребывания в Париже и рекомендовал его супругам; он даже заранее прислал приветственное письмо, которое ждало их прибытия. Отель отличался дешевизной – 12 франков, или чуть меньше доллара, в сутки – и пользовался дурной славой в экспатриантских кругах [74] . «„Гранд-отель“ Викки Баум был лишь бледным подобием интриг и драм, происходивших в этом отеле», – вспоминал один бывший парижский редактор [75] . Длинный список колоритных знаменитостей из числа творческих личностей, живших там, компенсировал унылый интерьер.
74
«12 франков…»: Эрнест Хемингуэй, «Как прожить в Париже на 1000 долларов в год» (Ernest Hemingway, Living on $1000 a Year in Paris, The Toronto Star Weekly, 4 февраля 1922 г., в «Эрнест Хемингуэй: выходные данные – Торонто. Все публикации в Toronto Star, 1920–1924 гг.» под ред. Уильяма Уайта (ed. William White, Ernest Hemingway: Dateline: Toronto: The Complete Toronto Star Dispatches, 1920–1924, New York: Charles Scribner's Sons, 1985), стр. 88.
75
«Гранд-отель…»: Роберт Макэлмон, «Вместе с гениями» (Robert McAlmon, Being Geniuses Together, 1920–1930, San Francisco, North Point Press, 1984), стр. 31.
Подобно всем вновь прибывающим в Париж американцам, чета Хемингуэев бросила свой багаж в номере и поспешила в кафе «Дом» – движимый сплетнями и нервный центр экспатриантской колонии Левого берега. «Дом» считался эффективным средством от одиночества: сюда стекались все; его завсегдатаи, похоже, дали обет помогать новоприбывшим освоиться в Париже и присоединиться к их компании. Очень скоро Хемингуэя начали раздражать подобные кафе и их «постояльцы», как он называл экспатриантскую клиентуру, но поначалу супруги прочно обосновались в «Доме», борясь с головокружением и дезориентацией, которые испытали, впервые ступив на чужую территорию [76] . Там Хемингуэй и Хэдли потягивали горячий пунш с ромом и описывали первые впечатления в письмах к друзьям и родным.
76
«Постояльцы»: Эрнест Хемингуэй, «Праздник, который всегда с тобой. Авторская редакция» (Ernest Hemingway, A Moveable Feast: The Restored Edition, New York: Scribner, 2009), стр. 83.
«Мы бродили по улицам день и ночь, рука об руку», – сообщал он Андерсону. Было холодно, жаловался Хемингуэй и добавлял, что они приуныли [77] . «Не знаю, каким я представлял Париж, однако оказался он не таким», – позднее вспоминал он [78] .
«Дом» обеспечил им временную передышку, но снаружи голые деревья и автобусы были словно покрыты слизью серого дождя. Блуждая по улицам, Хемингуэй и Хэдли всматривались в холодные каменные дворы и витрины магазинов, видели, как над конскими крупами поднимается пар. Многое в этом городе резало глаз. Экспаты, которые, пошатываясь, брели домой после попойки, продолжавшейся всю ночь, могли столкнуться с играющим на рожке пастухом, ведущим по улице стадо черных коз, или телегой, полной моркови. И город, и многие его обитатели будто носили на себе шрамы, напоминающие о войне. «Я видел, как хорошо справляются они с нехваткой конечностей, оценивал качество искусственного глаза и мастерство, с которым были восстановлены их лица», – рассказывал Хемингуэй [79] . Для Хэдли Париж был «непостижимо странным городом, удивительным и ужасным» [80] .
77
«Мы бродили…»: письмо Эрнеста Хемингуэя Шервуду Андерсону, ок. 23 декабря 1921 г., в «Эрнест Хемингуэй, избранные письма, 1917–1961 гг.», под ред. Карлоса Бейкера, стр. 59.
78
«Не знаю…»: Эрнест Хемингуэй, «Праздник, который всегда с тобой. Авторская редакция» (Ernest Hemingway, A Moveable Feast: The Restored Edition, New York: Scribner, 2009), отрывок 186, примечания и отрывки, второй вариант, собрание Эрнеста Хемингуэя, библиотека и музей Джона Ф. Кеннеди.
79
«Я видел…»: Эрнест Хемингуэй, «Праздник, который всегда с тобой. Авторская редакция» (Ernest Hemingway, A Moveable Feast: The Restored Edition, New York: Scribner, 2009), стр. 74.
80
«Непостижимо странным…»: в интервью Хэдли Хемингуэй Элис Соколофф, 27 ноября 1971 г., процитировано в Элис Хант Соколофф, «Хэдли: первая миссис Хемингуэй» (Alice Hunt Sokoloff, Hadley: The First Mrs. Hemingway, New York: Dodd, Mead & Company, 1973), стр. 43.