Все себя дурно ведут
Шрифт:
Сначала Хемингуэй обратился к Паунду. Того знали как своего рода литературную повитуху: он уже приложил руку к появлению на свет потрясающих произведений ХХ века в модернистском стиле – так, Паунд отредактировал написанную в 1922 году поэму Т. С. Элиота «Бесплодная земля». Он также мог добиться публикации талантливого автора и порой выступал в роли энергичного защитника своих протеже. С 1920 года действовал как литературный агент и занимался поиском материала для «The Dial» – нью-йоркского литературного журнала, именующего себя «ведущим периодическим изданием на английском языке» [132] . Паунд яростно сражался с его редактором Скофилдом Тейером за публикацию «Бесплодной земли», и в конце концов поэма появилась в ноябрьском номере журнала за 1922 год. Паунд помог Джеймсу Джойсу опубликовать в литературных журналах ранние рассказы и дебютный роман «Портрет художника в юности». Благодаря Паунду Джойс познакомился с Сильвией Бич, которая в 1922 году отважилась опубликовать его скандальный роман «Улисс» отдельным изданием в Париже. Кроме того, Паунд был редактором иностранного отдела «Little Review» – значимого журнала, пропагандирующего экспериментальную литературу и новое мировое искусство; в нем «Улисс» публиковался с продолжением, выходили также произведения Шервуда Андерсона, Гертруды Стайн и Уиндема Льюиса.
132
«Ведущим
Покровительство Андерсона обеспечило Хемингуэю приглашение на чай в студию Паунда на извилистой улице Нотр-Дам-де-Шан, где он жил вместе с женой Дороти. Атмосфера студии понравилась Хемингуэю и Хэдли: коллекция японской живописи Паунда и картин, написанных его женой, была прекрасно освещена.
На первый взгляд в то время сорокашестилетний Паунд вряд ли годился в доверенные лица Хемингуэю. Благодаря детским увлечениям рыбалкой, охотой и походами, Хемингуэй выглядел любителем активного отдыха на природе и сугубо мужских хобби. Паунд же возвел дендизм чуть ли не в ранг искусства. Он нередко щеголял в вельветиновых костюмах, романтичных рубашках в стиле Байрона и с торчавшей дыбом буйной шевелюрой. Особенно бросались в глаза его тонкие усы, бородка клинышком и трость, и всеми этими аксессуарами он умело пользовался, придавая выразительность своим словам.
Первая встреча с Паундом получилась продолжительной и напомнила Хемингуэю знакомство с Шервудом Андерсоном в Чикаго. Дороти подавала чай. Хемингуэй молча и внимательно слушал пространные рассуждения Паунда, по словам Хэдли, успев выпить за это время не менее семнадцати чашек чая [133] . Встреча стала первой из множества, ведь собеседникам было что обсудить. Паунд мог немало поведать Хемингуэю о том, как создавать новый лаконичный язык. Он был известен своей непреклонностью в вопросе использования прилагательных, а точнее, не признавал их. Кроме того, утверждал, что писателям следует избегать избыточности и не вдаваться в описания. «Не надо образности» – таков был классический совет Паунда.
133
Семнадцать чашек чая: Элис Хант Соколофф, «Хэдли: первая миссис Хемингуэй» (Alice Hunt Sokoloff, Hadley: The First Mrs. Hemingway, New York: Dodd, Mead & Company, 1973), стр. 49.
Он любил сравнивать литературу с музыкой. «Действуйте как музыкант, как хороший музыкант, имея дело с тем аспектом своего искусства, в котором возможны параллели с музыкой, – позднее писал он. – Ими управляют одни и те же законы, и больше вы не подчиняетесь никаким» [134] . Все эти догмы Хемингуэю предстояло заучить наизусть.
После первой встречи Паунд разрешил Хемингуэю пользоваться своей обширной библиотекой. У него был список обязательного чтения для перспективных писателей: они были обязаны ознакомиться с литераторами древности, в первую очередь – прочитать всего Гомера и Конфуция. Данте и Вольтера также требовалось изучить, но в случае последнего избегать его «потуг на беллетристику и драматургию». И конечно, каждый серьезно настроенный начинающий писатель должен был прочитать и осмыслить самых талантливых из протеже Паунда – Т. С. Элиота и Джеймса Джойса [135] .
134
«Не надо образности…», «действуйте как…» и другие догматы учения Паунда: Эзра Паунд, «Несколько запретов имаджиста» (Ezra Pound, A Few Don'ts by an Imagist).
135
«Прочитать всего…» и «потуги на…»: Эзра Паунд, «Как читать/Серьезный артист» (Ezra Pound, How to Read/The Serious Artist) [РЕДАКТОРУ: нет выходных данных].
Хемингуэй примерял к себе роль усердного ученика Паунда, однако, уходя после первой встречи с ним, был исполнен презрения. Вскоре он показал Льюису Галантьеру свою злую сатиру на Паунда, высмеивающую его козлиную бородку, прическу, одежду и богемную манеру в целом. Галантьер посмотрел на Хемингуэя и спросил, как он намерен поступить с этим текстом. Хемингуэй признался, что собирается в ближайшем времени предложить его к публикации в «Little Review». Галантьер счел эту идею неудачной. Неужели Хемингуэй забыл, что Паунд уже давно редактирует в этом издании иностранный отдел? В редакции вряд ли оценят подобные нелепые нападки из-за рубежа. Хемингуэй разорвал статью [136] .
136
Случай с сатирой Хемингуэя на Эзру Паунда рассказал Льюис Галантьер биографу Карлосу Бейкеру (во время интервью в марте 1963 г.), он приводится в Карлос Бейкер, «Эрнест Хемингуэй: история жизни» (Carlos Baker, Ernest Hemingway: A Life Story, New York: Charles Scribner's Sons, 1969), стр. 86.
Вскоре Паунд навестил Хемингуэев в их новом доме на улице Кардинала Лемуана. Позднее обоих мужчин уже видели в городе вдвоем. Они представлялись странными другим жителям Левого берега, наблюдавшим за ними с насмешливым любопытством. «Эрнест неизменно оказывался спортивным чемпионом в любом кафе, куда только заходил, а Паунд с его бородкой выглядел и был воплощенным эстетом», – вспоминала Дженет Фланер [137] .
Тем не менее отношения развивались, и Паунд постепенно входил в мир Хемингуэя. Вскоре Хемингуэй сообщил Шервуду Андерсону, что обучает Паунда боксу. Впрочем, без особого успеха: хотя Паунд и великолепный поэт, передвигается он с грацией рака, писал Хемингуэй. При этом он с должным уважением добавлял, что Паунд молодец, поскольку готов «подвергнуть риску свое достоинство и ценную репутацию, занимаясь делом, в котором он ничего не смыслит» [138] .
137
«Эрнест неизменно…»: Дженет Фланер, вступление к книге Дженет Фланер «Париж был вчерашним днем: 1925–1939 гг.» (Janet Flanner, Paris was Yesterday: 1925–1939, New York: Harvest/HBJ, 1988), стр. 18.
138
«Готов подвергнуть риску…»: письмо Эрнеста Хемингуэя Шервуду Андерсону, 9 марта 1922 г., «Письма Эрнеста Хемингуэя, том I, 1907–1922 гг.», под ред. Сандры Спаньер и Роберта У. Трогдона; (eds. Sandra Spanier and Robert W. Trogdon, The Letters of Ernest Hemingway, Volume I, 1907–1922, Cambridge: Cambridge University Press, 2011), стр. 331.
По мнению Хемингуэя, у Паунда имелись и другие ценные качества, в том числе
Следующая победа, одержанная Хемингуэем среди представителей «сборища», привела его в сферу Сапфо – неожиданное место для мужчины, которому вскоре предстояло прославиться на весь мир подчеркнутой маскулинностью и пристрастием к кровопролитным забавам. Особенно похвальное рекомендательное письмо Шервуд Андерсон адресовал Гертруде Стайн. Он уверял Стайн, будто Хемингуэй – «американский писатель, интуитивно чувствующий все, что есть ценного здесь» [139] .
139
«Американский писатель…»: письмо Шервуда Андерсона к Гертруде Стайн, 3 декабря 1921 г., в «Письма Шервуда Андерсона» под ред. Ховарда Мамфорда Джонса (ed. Howard Mumford Jones, Letters of Sherwood Anderson, New York: Kraus Reprint co., 1969), стр. 85.
Многие сражались за приглашение в царственные апартаменты Стайн в доме номер 27 по улице Флерюс. Величественные ворота во двор дома резко контрастировали с лестничной клеткой в доме Хемингуэев и грязными писсуарами. Когда Хемингуэй и Хэдли появились на пороге Стайн, их впустила горничная в белом переднике и наколке. Миниатюрная особа вышла навстречу им; она казалась «коротким отрезком электрического провода, – вспоминала Хэдли, – была маленькой, тонкой, похожей на испанку, очень смуглой, с пронзительными темными глазами» [140] . Это была Алиса Б. Токлас, давняя подруга и возлюбленная Стайн. (Описание ее внешности, данное Хэдли, – одно из самых щадящих, какого когда-либо удостаивали Токлас современники. Остальные доходили до головокружительных высот жестокости, потешаясь над ее крючковатым носом и усами, напоминавшими щетку). В дальнем углу салона, возле камина, сидела Гертруда Стайн – столь же крепкая и основательная, как Токлас худая и жилистая. После визита Хемингуэй гадал, сколько весит каждая грудь Стайн.
140
«Коротким отрезком…»: Элис Хант Соколофф, «Хэдли: первая миссис Хемингуэй» (Alice Hunt Sokoloff, Hadley: The First Mrs. Hemingway, New York: Dodd, Mead & Company, 1973), стр. 50.
«Думаю, фунтов десять, – а, Хэдли?» – говорил он жене [141] .
Из-за выдающегося телосложения и личностных свойств Стайн получила среди жителей Левого берега целый ряд прозвищ: шумерский памятник, «великий Будда» и, пожалуй, самое забавное – фигура (Presence) [142] . Как правило, она выглядела так же заметно, как Эзра Паунд (которого, кстати, выставила за дверь после того, как он случайно сломал ее любимое кресло, произнося особенно страстный монолог) [143] . Типичным нарядом Стайн были платья из мешковины длиной до пола; позднее Хемингуэй писал, что в ее одежде чувствовалось нечто явно «третьесортное» [144] .
141
«Думаю, фунтов…»: там же, стр. 50.
142
«Шумерским памятником» мы обязаны любезности редактора Роберта Макэлмона, который в скором времени стал одним из тогда еще немногочисленных издателей Стайн. Хемингуэй прозвал Стайн «великим Буддой» (по словам Хэдли Хемингуэй, процитированным в Элис Хант Соколофф, «Хэдли: первая миссис Хемингуэй» (Alice Hunt Sokoloff, Hadley: The First Mrs. Hemingway, New York: Dodd, Mead & Company, 1973), стр. 50), а Гарольд Стернс, редактор The Dial и прообраз одного из персонажей в «И восходит солнце», насмешливо именовал Стайн «фигурой» (Гарольд Стернс, «Признания гарвардца. Вновь на знакомой улице: путешествие по литературной богеме, Париж и Нью-Йорк 20-30-х гг.» (Harold Stearns, Confessions of a Harvard Man: The Street I Know Revisited: A Journey Through Literary Bohemia: Paris & New York in the 1920s & 30s, Santa Barbara: The Paget Press, 1984), стр. 151).
143
«Ее любимое кресло»: Гертруда Стайн, «Автобиография Алисы Б. Токлас» (Gertrude Stein, The Autobiography of Alice B. Toklas, Vintage Books Edition, New York: Vintage Books, 1990), стр. 202. Говоря о себе в третьем лице, она добавляла, что познакомилась с Паундом на званом ужине и ей «он, в общем, скорее понравился, но занятным ей не показался. Она сказала, что он деревенский мыслитель, и это просто замечательно, если ты и сам из той же деревни, а если ты не из деревни, то увы».
144
«Третьесортное»: Эрнест Хемингуэй, «Праздник, который всегда с тобой. Авторская редакция» (Ernest Hemingway, A Moveable Feast: The Restored Edition, New York: Scribner, 2009), стр. 26. О платьях Стайн, сшитых из мешковины: поэт Джон Гласско описывал ее как «ромбовидную женщину в платье до пола, сшитом из какого-то подобия мешковины». (Источник: Джон Гласско, процитировано в Антон Джилл, «Ценительница искусства: биография Пегги Гуггенхайм» (Anton Gill, Art Lover: A Biography of Peggy Guggenheim, New York: Harper Perennial, 2003), стр. 96.) При этом платье, видимо, было отнюдь не небрежно сшитым: журналист Линкольн Стеффенс утверждал, что по крайней мере один ее наряд был тщательно и продуманно создан великим модельером: «Ивонна Давидсон, одна из самых талантливых французских кутюрье того времени, по просьбе Гертруды Стайн создала для нее великолепное струящееся широкое платье». (Источник: Линкольн Стеффенс, «Автобиография Линкольна Стеффенса» (Lincoln Steffens, The Autobiography of Lincoln Steffens, Berkeley: Heyday Books, 2005), стр. 834.)
Добиться частной аудиенции у Стайн было большой честью. Сильвия Бич вспоминала, что поклонники Стайн «являлись ко мне, будто я гид из туристического агентства, и умоляли сводить их посмотреть на Гертруду Стайн» [145] . Большинству гостей салона приходилось терпеть присутствие других зевак; зачастую посетители таких собраний видели Стайн, восседающей в большом высоком кресле в центре студии, где она готовилась произнести проповедь. Вскоре Стайн принималась «разглагольствовать, вещать, твердить и запинаться», как вспоминал один из гостей [146] . Присутствующим рекомендовалось во время ее речей сохранять почтительное молчание.
145
«Приходили ко мне…»: Сильвия Бич, «Шекспир и компания» (Sylvia Beach, Shakespeare and Company: Bison Book Edition, Lincoln: University of Nebraska Press, 1980), стр. 29.
146
«Разглагольствовать, вещать…»: Роберт Макэлмон, «Вместе с гениями» (Robert McAlmon, Being Geniuses Together, 1920–1930, San Francisco, North Point Press, 1984), стр. 205.