Всё зеленое
Шрифт:
– Господи, поверить не могу, что ты жива!
Мы забрали телефон, поблагодарили врачиху и отправились к машине.
Оказалось, что за то время, пока Пандора стояла открытой, из нее пропали наши рюкзаки с одеждой, какие-то инструменты и коробка с пончиками с заднего сиденья.
Но Артём совершенно не расстроился и сказал, что пропажа вещей – последнее, что может его огорчить в день, когда мы оба умерли и родились заново. Поэтому я тоже решила не переживать из-за такого пустяка, хотя джинсы
Мы сели в Пандору. Макс остановился возле открытого окошка с моей стороны. На плече у него висел рюкзак, а под глазом красовался бледнеющий синяк.
– Может, все-таки поедешь? – спросила я, когда приходившие проводить нас ребята ушли.
– Да нет. Дело тут одно наклюнулось. – Макс хлопнул по крыше: – Счастливого пути.
Но не успела Пандора тронуться с места, как металлическая калитка резко распахнулась и нам наперерез выскочила Зоя.
Лицо у нее было красное, заплаканное, длинные рыжие волосы растрепались. Она метнулась к машине, распахнула дверь и влетела на заднее сиденье.
– Поехали, – велела она, словно в такси.
– Мы не в Москву, – ответил Артём.
– Не важно.
– Мы далеко. В другой город.
– Без разницы. Просто поехали быстрее.
– Что случилось? – испугалась я.
С Зоей мы были мало знакомы, но обычно с ее лица не сходила солнечная улыбка. Видеть же теперь ее в слезах было очень непривычно.
– Просто поезжай, – Макс проворно запрыгнул следом за ней и, хлопнув дверью, пихнул Артёма в спину.
Артём оглянулся на ворота лагеря, но там никого не было.
– Я не хочу в этом участвовать, – серьезно сказал он.
– Ах так, – вспыхнула Зоя. – Тогда я пойду пешком.
В мгновение ока она выскочила из машины и энергично зашагала по дороге.
Волосы пылали, узкая джинсовая юбка поднялась выше положенного.
– Тёма, – Макс лег грудью на водительское кресло и что-то зашептал на ухо Артёму.
– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, – недовольно отозвался тот, и Пандора медленно покатилась следом за Зоей.
Широко распахнув дверь, Макс помахал ей рукой.
Капризничать Зоя не стала и тут же вернулась в машину.
– Спасибо! – Она шмыгнула носом и улыбнулась. – Я боюсь одна по лесу ходить.
– Я могу вас с Максом до станции довезти, – сказал Артём.
– А поехали сначала поедим? – неожиданно предложил Макс.
– Кстати, да. Я же сегодня заново родился и в этой жизни еще ничего не ел, – продолжая глядеть на дорогу, Артём нашарил рукой мои пальцы и сжал их. – А тебя откармливать буду. Совсем исхудала. На этом своем теплоходе.
Ветер задувал в открытые окна, и даже если мои щеки внезапно становились влажными, они высыхали в момент. Оставалось совершенно непонятным, почему я все-таки не умерла?
Глава 4
Тоня
Мы
Он никогда не рассказывал о своем прошлом полную правду. Все его байки всегда были переплетением книжных сюжетов, собственной фантазии и искаженной реальности.
Мила родила Костика в семнадцать, и лет до пяти, а может и дольше, он жил с бабушкой в деревне и считал бабушку мамой, а Милу – сестрой. Но потом Мила уехала в Москву – устраивать личную жизнь и забрала ребенка, который ей был совсем не нужен, с собой. Она надеялась, что бабушка выкупит мальчика, но у той возникли проблемы, и деньги взять было неоткуда.
Амелин остался с Милой. Она работала танцовщицей в стриптиз-клубе, и в их доме вечно ошивались чужие мужчины и женщины: Милины подруги, любовники, любовники подруг и просто случайные людей, которым не с кем было провести время. Костик же кочевал из школы в школу и пытался как-то во всем этом выжить.
Наверное, уйди он из дома или свяжись с дурной компанией, ему светило бы будущее наркомана или воришки, но Амелин был одиночкой, скептиком и интеллектуалом. Ему просто нужен был нормальный дом и немного человеческого тепла.
Он отчаянно и до последнего искал любви у своей матери, не в силах понять, отчего она не может любить его так, как об этом пишут в книгах, и почему каждый раз вместо него выбирает какого-то чужого человека, почему прощает побои и никогда не может вступиться за собственного сына, тогда как сам он был готов умереть, защищая ее.
Из-за ожога сзади голые плечи Амелина напоминали лягушачью кожу, спину покрывали шрамы, а руки от запястий до локтя – порезы. Он слишком близко принимал все к сердцу и слишком много думал. А два года назад, защищая мать, убил избивавшего Милу ухажера. Ударил его по голове бутылкой и не рассчитал.
Был суд. Костика не могли не оправдать – он сам тогда еле выжил. Но с учетом прошлых попыток свести счеты с жизнью его все равно отправили в психиатрическую лечебницу на профилактику, а Милу лишили родительских прав.
Но что толку, когда Амелину в это время было уже шестнадцать, и почти все самое плохое, что могло случиться, случилось?
– Я тебя сейчас укушу, – сказала я ему на эскалаторе.
– Что я сделал?
– Просто хочу тебя укусить.
– Кусай. Мне не жалко, – он подставил руку. – Если тебе от этого будет приятно, то и мне тоже.
– Это плохо, когда смотришь на кого-то и очень-очень хочешь укусить – просто так, без всякого повода? Взять и сильно-сильно укусить, а может, даже не один раз.