Всё зеленое
Шрифт:
– Можно хотеть укусить со зла, а можно из любви.
– Вот как это – хотеть укусить из любви? Это странно, да? Это какие-то отклонения? Скажи мне как специалист по патологиям.
– Есть такое слово – гиджил. Оно означает непреодолимое желание причинить боль от любви.
– Но почему?
– Потому что мы всё, что очень сильно любим, хотим присвоить. Сделать частью себя. Но это невозможно. Тогда человеку ничего не остается, как попытаться уничтожить то, что приносит ему страдания.
– Почему у тебя всегда все
– Потому что жизнь – всегда боль.
– Амелин!
– Ладно-ладно. Шучу. Я не знаю, почему тебе хочется меня укусить. Просто кусай уже, и все. Я приготовился.
– Своими страданиями ты меня сбил.
– Ты перехотела меня кусать? Тогда я тебя укушу.
Он подул мне в шею. Было щекотно, смешно и приятно.
Центр есть центр. Все невысокое и компактное. Расстояния крохотные. Архитектура – дореволюционные особнячки и советские монументальные строения. Летом – рай для любознательных туристов.
Мы миновали несколько улиц, перешли через пару светофоров.
Дорога от метро заняла не больше пяти минут. Мы остановились в небольшом узком переулке среди старых домов с маленькими магазинчиками и кафе.
Амелин выпустил мою руку:
– Постой, пожалуйста, здесь. Я быстро.
Не дожидаясь вопросов, он быстро перебежал улицу и исчез под полукруглым козырьком с плохо различимой вывеской.
Постояв немного, я перешла дорогу и присмотрелась.
Под козырьком была металлическая коричневая дверь с небольшим окошком, а с двух сторон от нее – полуобнаженные неоновые девушки, зажигающиеся в темноте над надписью: «Strip Club».
Я осторожно потянула за ручку, и дверь мягко приоткрылась. С правой стороны в нише находилась стойка охранника, но его самого там не было. Сделав еще шаг, я отодвинула штору.
За ней обнаружился небольшой, тускло освещенный зал с черно-белой шахматной плиткой на полу и огромным дутым кожаным диваном у дальней стены. Слева и справа располагались массивные распашные двери. Над одними горела надпись: DANCE ZONE, а над другими – VIP.
Створки дверей в дэнс-зону остались приоткрытыми, и нетрудно было догадаться, что совсем недавно через них кто-то проходил.
Я увидела достаточно, чтобы сообразить, куда мы пришли.
Амелин старался как можно меньше говорить об этой стороне своей жизни, так что стоило вернуться и терпеливо дождаться его на улице, однако соблазн заглянуть за двери оказался настолько велик, что я несколько долгих секунд боролась с собой, чтобы заставить себя уйти.
Но тут шторы раздвинулись, и из-за них появилась высокая фигуристая женщина. Быстро окинула меня взглядом и поморщилась:
– Ты не подходишь.
На ней был светлый обтягивающий большую полную грудь топик и широкие, сидящие на самых бедрах бриджи. В пупке плоского загорелого живота блестело колечко пирсинга.
Громко цокая острыми каблучками плетеных босоножек, она
– Ладно. Давай заходи. Поговорим. Но сразу предупреждаю: с таким ростом почти без шансов.
Я растерялась.
– Заходи давай. У меня нет времени с вами возиться.
Мне ничего не стоило сказать, что я не собираюсь устраиваться на работу и просто жду друга. Или вообще развернуться и уйти, потому что так было бы правильно. Мне вовсе не обязательно было знать, как устроены стриптиз-клубы и что там находится внутри, но ее уверенный голос и приказной тон буквально втолкнули меня за дверь.
Там оказался обычный ресторанный зал со столиками и круглой сценой. Горели лампы дневного света, уборщица мыла полы.
Амелин стоял возле барной стойки и разговаривал с двумя женщинами.
– Да ладно?! – на весь зал воскликнула сопровождавшая меня брюнетка. – Глазам своим не верю! Малыш, это правда ты?
Они все втроем обернулись.
– Какой же он малыш? – отозвалась одна из женщин, ощупывая Амелину мышцы. – Иди поближе посмотри.
Быстрым шагом черноволосая ринулась вперед. Амелин сквозь нее смотрел на меня.
Я остановилась.
Она налетела на него, обхватила ладонями лицо, чмокнула прямо в губы и стала тискать, как маленького.
– Какой же ты пупсик. Какой хорошенький. На мамочку еще больше похож стал… Только оброс опять, как леший.
Амелин смущенно закрывался от ее поцелуев и уворачивался от щипков. Теперь было понятно, почему он не хотел, чтобы я шла с ним. Мое присутствие его явно тяготило.
Ужасно глупая, неловкая ситуация. Я просто ненавидела, когда родительские друзья устраивали нечто подобное. «Ой, как ты повзрослела, вытянулась», «Смотри-ка: глазки мамины, а носик в точности папин».
Он фактически вырос со всеми этими Милиными подружками, которые частенько жили у них в квартире. И до тех пор, пока кто-то из посетителей не нажаловался, что в клубе находится ребенок, Мила брала его с собой на работу. Эти женщины приносили ему вещи, подарки и даже стригли.
Попятившись, я тихо направилась к двери, но в ту же секунду он меня окликнул.
– Тоня! – разнеслось эхом по залу. – Иди сюда.
Теперь все смотрели на меня. Пришлось подойти.
– Это Тоня. Моя девушка, – объявил он им.
И стало еще хуже. Женщины уставились так, словно я была голая.
– А это Диана, Илона и Катерина. Мои, мои…
– Феи-крестные, – подсказала Катерина.
Ее пережаренное в солярии лицо в обрамлении золотых кудрей было покрыто толстенным слоем тональника. А огроменная грудь того и гляди норовила выскочить из декольте и покатиться по барной стойке, как шар в боулинге.
– Назовем это так, – Илона напоминала потасканную кантри-Барби – узкую, длинную, отливающую силиконовым блеском.