Все зеркало
Шрифт:
Сначала осторожно, оглядываясь, как бы не увидели и не прогнали, но потом осмелел. Среди рваных пакетов, осколков кирпича, давно сгнивших овощей нашел то, что искал – книжку в мягкой обложке. Собрал страницы, даже те, которые были порваны или же начали расползаться от влаги, бережно спрятал во внутреннем кармане пиджачка и только после этого неторопливо поковылял по улице.
Откровенно говоря, мало бы кто обратил внимание на сгорбленного старика, который бродил в этом районе много лет. Ильин был одет неброско и серо, под стать погоде. На худых плечах – пиджачок, поверх грязной рубашки. Брюки на два размера больше. Голые ступни в ботинках – у левого
В животе урчало. Ильин не ел со вчерашнего вечера, когда удалось найти на заднем дворе кофейни через два квартала отсюда пару банок оливок. Вдобавок, вновь начала неметь левая половина лица. Кожу как будто кололо одновременно десятком игл, глаз подёргивался, а еще где-то в области затылка зарождалась, ползла по голове вниз, к позвоночнику тупая тёмная боль. Один знакомый, шатающийся по подъездам Невского района, в прошлом врач, говорил, что года через три Ильин умрёт, потому что от этой болезни лечат только в дорогих клиниках, на которые у Ильина не было ни денег, ни возможностей. Но три года для бездомного – это вечность. Тут ночь бы продержаться.
Ильин проковылял несколько кварталов, свернул в знакомый переулок, почти побежал, потому что не в силах был сдерживать радость от находки. В конце же переулка, у кирпичного тупика, метнулся в неприметную щель между стеной дома и мусорными баками, и оказался у неприметной деревянной двери, заваленной пакетами из-под мусора и каким-то таким мерзким гнилым хламом, к которому ни один нормальный человек не притронулся бы. За дверью была лестница, а лестница спускалась аккурат в подвал, в жилище бездомного, в оазис, который он соорудил много лет назад, обжил и считал своим настоящим домом, без вопросов.
Сюда Ильина забросила судьба. Он не верил в судьбу, но ведь надо как-то называть злейшее стечение обстоятельств, у которых есть точка отсчета и финал, верно?
Точкой отсчета стал пожар в квартире, случившийся через четыре дня после смерти Вероники. Ильин плохо помнил, что происходило в те дни. Он был пьян и подавлен. Похороны прошли, как в тумане. Мир сузился до размеров квартиры, а потом сузился ещё больше, и Ильин представлял, что провалился в нору, летит куда-то вниз, но не в волшебную страну, конечно, а в самое пекло Ада. Он много курил, запивая сигареты водкой и кофе. Спал. Просыпался. Сидел на балконе, листая старые книги – единственное, что осталось от жены. Потом случился провал в памяти, а когда Ильин снова смог что-то понимать, обнаружил себя в больнице. От его обнаженного тела, укрытого простыней, пахло какими-то мазями и дымом костра. На тумбочке рядом с кроватью валялся старый чемодан с кляксами от сажи на кожаном боку. И ещё валялась книга с обгоревшими краями. Это было все, что осталось от квартиры, в которой Ильин прожил с женой пять счастливых лет.
Ильину сказали, что он тяжело болен, как и многие, кто попадает в эту больницу. У него случился острый приступ, требуется длительное лечение. Но Ильин знал, что лечение ни к чему не приведет, поэтому выждал удобный момент и попросту сбежал, обронив портфель, но зажав под мышкой книгу.
Он хотел вернуться в квартиру, но, дойдя до дома, увидел чёрные кляксы, размазавшиеся по стенам вокруг выгоревших окон, и понял, что ничего хорошего в квартире не найдёт.
Ильин долго существовал как будто вне этого мира, вне города, ночевал где придётся, потом как-то незаметно осел сначала в городском парке, в старом заброшенном туалете, в котором хоть и пованивало, но зато всегда было тепло и тихо, а потом – ближе к зиме – нашёл этот самый подвал, обустроил его кое-как, да и зажил. Ильин не заметил, как перестал жить прошлым, тосковать по нормальному унитазу или по ванне, по горячей воде из-под крана или по мягкому матрасу. Забылись жизнь в квартире, работа, духота трамваев и шум троллейбусов. Осталась, разве что, глухая тоска по умершей жене, но ее Ильин берег, не давал развеяться, потому что в тоске была вся его жизнь. Тоска помогала ему помнить про магию чтения.
Он спустился в подвал, зажег две чадящие керосинки, и в их дрожащем тусклом свете принялся возиться с найденной книгой. Намокшие листы развесил сушиться. Аккуратно подклеил каптальную ленту, проверил блок, форзац, убрал старую мягкую обложку и прочистил страницы от пыли и грязи.
Книга была ему незнакома. Судя по яркой обложке и броскому названию – какой-то полицейский детектив, художественная. Но не это было главное, а то, что книгу кто-то читал. Настоящие, прочитанные кем-то книги попадались ему все реже. Иногда уходило несколько недель, прежде чем Ильин находил хотя бы несколько страниц. А тут – почти целая. Редкая удача.
В левом углу подвала, огороженного темной непрозрачной занавеской, заворочались. Раздался едва слышный стон.
Ильин отвлекся, бросил взгляд на часы, висящие на кирпичной стене. Окон в подвале не было, а за работой Ильин часто терял счёт времени. Часы показывали половину десятого вечера. Словно в напоминание, заурчало в желудке.
На поиски еды он выходил по ночам. А до этого надо было спасти очередную бездомную. Подлатать, поставить на ноги. В своей новой жизни Ильин занимался двумя серьёзными вещами: спасал книги и бездомных. Потому что никаких других занятий в мире для него не осталось.
Он искал бездомных по тёмным улицам города. Тех, кто уже не мог передвигаться от голода или холода. Они прятались в тупиках и переулках, подчиняясь древнему инстинкту – умирать нужно в одиночестве, чтобы никто не видел. Ильин спасал только тех, кто не сопротивлялся. Относил в подвал, кормил, поил и, конечно же, читал им книги. Ничто так не помогает в лечении, как хорошая книга.
Он подошёл к книжным полкам, что занимали две стены из четырёх – от пола до потолка. В густом желтом свете названия книг на корешках почти не читались, приходилось щуриться и едва ли не тыкаться носом. Из-за занавески снова застонали и заворочались.
– Сейчас, сейчас… – Ильин взял «Десять негритят».
У книги не было обложки и не хватало страниц пятьдесят в середине. Судя по запаху и пятнам, кто-то использовал книгу не по назначению. Но сам сюжет Ильин прекрасно помнил и мог, если что, пересказать. Главное было в другом: книгу читали и перечитывали.
Ильин подошёл к занавеске, осторожно ее отодвинул. В темном углу между стенами, на кровати из сложенных картонных коробок лежала девушка лет двадцати. Тоже бездомная. С ней все было плохо, она едва не умерла неделю назад. Но сейчас вроде выкарабкалась. Девушка, приметив Ильина, попыталась улыбнуться. Потрескавшиеся высохшие губы не дали этого сделать, но Ильин понял, что она все же улыбается, внутренне и искренне.