Все женщины — химеры
Шрифт:
Он договорил с еще большим напряжением и как будто что-то придавливал в себе:
— Слишком много… это как-то слишком… Убивать людей надо, заслужили, но как-то в меру…
— Жалко? — спросил я с интересом. — Или это практичный подход торгового человека?
— Если убивать чересчур много, — пояснил он, — то что, если не будут успевать рождаться новые для убивания?.. Что-то ты меня совсем запутал!.. Давай в седла. Нам нужно спешить, если еще не забыл.
Я вскочил в седло, раньше всегда поднимался с трудом, сперва вставляя ногу в
Фицрой уже в седле, а я хлопнул себя по лбу.
— Постой… Я захватил и для тебя кое-что.
Он охнул, когда я вытащил из рюкзака меч в расписных под старину ножнах.
— Эт что за… чудо?
— Меч Древних Королей, — ответил я торжественно. — Как видишь, прост и скромен. Тогда люди были скромнее, а сейчас стоит на тебя посмотреть…
Он огрызнулся:
— Или на тебя. Откуда у Рундельштотта такое сокровище?
— Рундельштотт не сегодня родился, — напомнил я. — Много чего назапасал, как усердный хомяк, за долгую жизнь. Но взгляды менялись, стал чародеем, и потому когда-то в молодости найденный меч был забыт и до сегодняшнего дня валялся в куче всякого хлама.
Фицрой покачал головой.
— Одна рукоять чего стоит…
— Что рукоять, — сказал я загадочно и медленно потащил меч из ножен, — что рукоять…
У Фицроя в зобу дыханье сперло, а глаза стали как у филина. Лезвие появляется из ножен блистающее и с магическими знаками, что идут от самой рукояти клинка и заканчиваются за пять пальцев до кончика узкого острия.
— Точить не нужно, — предупредил я. — Все равно не сумеешь… Смазывать тоже, этот металл никогда не поржавеет. Держи!.. Это твой.
Фицрой снова охнул, бережно принял на обе ладони.
— Спа… сибо.
— Не порань пальцы, — сказал я с предостережением. — Хотя это всего лишь меч, но им можно бриться.
Фицрой взвесил его на ладонях, на лице вместе с восторгом от красоты проступило некоторое замешательство.
— Вроде бы легковат…
— Не переломится, — заверил я. — А что легковат… зато рука не устанет. Просто бей сильнее.
— Но он сразу затупится, если по кирасе!
— Не затупится, — ответил я. — И зазубрин не будет. Поупражняйся по дороге на деревьях, пусть рука привыкнет. Можешь даже камни рубить. Со стороны, конечно, дураком назовут, но что тебе мнение общества?
Послышался стук копыт, во двор влетела во главе небольшого отряда Гекара, красивая и хищная. Шлем блистает на солнце, черные волосы, что темнее ночи, рассыпались из-под него по прямым плечам, а кожаные доспехи не могут и даже не пытаются скрыть ни высокую женскую грудь, ни тонкую талию с не по-женски широким и массивным поясом.
Фицрой поспешно вбросил меч в ножны, а те перебросил за спину. Гекара птицей слетела с седла, а ухвативший повод ее коня гвардеец, бегом увел в сторону конюшен. Взгляд ее, острый и подозрительный,
— Что, — крикнула она звонким сильным голосом, — еще кто-то, кроме меня, рискует покидать столицу на ночь?
Я ответил нехотя:
— Просто ужин в лесу.
Она фыркнула:
— Зачем?
— На свежем воздухе, — объяснил я мирно. — Мы люди простые, к каменным домам не привыкшие.
Она рассмеялась жестко и презрительно, отвернулась и пошла к главному зданию, а ее воины спешились и повели коней к конюшне.
Я невольно проводил взглядом ее высокую фигуру с прямыми плечами. Идет так уверенно, что всякий отпрыгивает с ее пути, словно это не человек, а ураган из огня и металла.
Фицрой тоже проводил ее долгим взглядом, зябко передернул плечами.
— Ненавижу таких женщин, — признался он тихо.
— Всего-то? — спросил я. — Ладно, готов?
Он похлопал ладонью по толстому крупу своего коня.
— Кони готовы, а я готов всегда.
— Тогда в путь, — сказал я и ощутил, что мой голос прозвучал достаточно сурово и как бы вполне мужественно. — И пусть весь мир трепещет!
Мы пустили коней в сторону дальних ворот из сада, он ответил несколько запоздало:
— Ты прав, боюсь тоже. Нет, в схватке справлюсь, мы для войны просто рождены, а она влезла не в свое дело… но вот как женщина… просто пугает. Я бы с такой ни за что!
— Почему?
Он отрезал:
— Если женщина берет в руки меч, она не женщина.
Я пробормотал:
— Резонно. Полностью согласен.
Словно извиняясь за резкость в адрес Гекары, он начал говорить, что она сама по себе почти хороша, если брать лицо и фигуру, но манеры отвратительные, ничего женского, и дело не только в том, что на коне по-мужски…
— А в чем?
Он подумал, ответил нехотя:
— У нее еще два кинжала, заметил? Такие украшения для женщины отвратительны.
— А если, — спросил я с интересом, — это не только украшения?
Он вздрогнул, посмотрел вытаращенными глазами.
— Что ты имеешь в виду?
— А вдруг еще и пользоваться умеет? Например, бросает в цель…
Он так отшатнулся, что чуть не свалился с коня.
— Что? Это же дико!.. Даже я не умею!
— Но возможно, — ответил я. — Хоть и плохо умеет, но все же лучше крестьян. Те вообще в руках даже меча не держали.
Он ответил с отвращением:
— Такое вообще ни в какие ворота. Нет-нет, это чудовище. Женщины такими быть не должны.
— И не будут, — сказал я и уточнил: — Если мы сами будем справляться с трудностями.
Впереди ворота, стражи с безмерным удивлением выпустили нас, как говорится, на ночь глядя, а когда мы проехали через город к защитной стене, там часовые изумились еще больше: ночь впереди! И не просто ночь, а опасная ночь. Все звери обожают охотиться в такое опасное для людей время, а еще из тьмы иногда выходят и вообще невообразимые чудовища…