Всё зло земное
Шрифт:
Ратибор сел рядом, Драгомир на траве у лавки устроился. Положил саблю на колени, дотянулся до рябиновой ветки, отломленной ветром.
– Разбежались овцы, да и пастушок испугался. Схоронился под крутым бережком и сидел там, пока волк не убежал. А после всю ночь бродил, овечек ловил. Одну никак поймать не мог: спряталась она в рощице, темно было, ни зги не видать.
Стал Драгомир прилаживать ратникам Ратиборовым крохотные мечи из рябины. Ратибор бересту вынул, принялся доплетать лукошко – к матушкиным именинам готовил. А Иван знай себе читал:
– Тогда попросил пастушок у звёзд: помогите мне, посветите
Заслушались и братья сказкой. Бросил Драгомир ветки, позабыл Ратибор лукошко. Летели над дворцом тучи, играл на свирели звёздный пастушок, искал звёзды.
Смеркалось на дворе. Ратибор скинул рубаху – был он плечист, в кости широк, Иван с Драгомиром вдвоём за его спиною укрыться могли, – взял меч.
– Внимательно теперь следите…
Прыснул Драгомир.
– Да что ж ты опять, охальник [75] , хохочешь?
– На голове у тебя, Ратя, ворона, видать, гнездо свила… Ты глянь, Иван!
– Лучше б ты поглядел, как меч держать. До сих пор из лука только и можешь. – Сурово глянул Ратибор на младшего брата.
Старшему осторожно напомнил: – И тебе, Иван, поучиться не грех. Не потеха это. В бою и жизнь спасти может.
– Не собираюсь я в бой, – проворчал Иван.
75
Охальник – безобразник.
– В бой не собираешься, так хоть батюшку опять не печаль, – хмыкнул Драгомир.
Иван вздохнул, взял меч нехотя, неуклюже махнул. Елисей давно уж от него отступился, когда средний царевич подрос. Но с братьями Иван нет-нет, а поддавался уговорам, брал топор али пику, глядя на ловкого Ратибора.
– Ну-у, Иван, ты будто крестьянин хмельной али медведь со спячки! Я ж тебе показываю: вот так… А затем вот эдак…
Иван скривился. Мотнул головой.
– Не по мне наука.
– И в кого ж ты такой уродился? – с интересом глянул на него Драгомир. – За харатьи свои душу продашь, а меч, как царю положено, не хочешь носить.
– Не хочу, – скупо ответил Иван. – И не буду.
Пошёл со двора прочь.
– Эй! Да куда ты? Обиделся, что ль, опять?
– В конюшню, – стараясь, чтоб голос звучал беспечно, бросил Иван. – Сметка проведаю.
– Тогда и Князю моему морковки дай! – крикнул Ратибор.
– И Молодке, – не отстал Драгомир.
– Дам, – согласился Иван. – И Князю дам, и Молодке.
Хмурился Драгомир, вчитываясь в устав [76] . Запретил батюшка выносить книги из книжницы – а как привольнее на дворе б читалось! Но делать нечего было, приходилось в горнице пыль глотать. Оглянулся на Ивана – тот за соседним столом ворожил с пищалью. Спросил опасливо:
76
Устав – древнейшая форма кириллицы с прямолинейными, тщательно прописанными буквами.
– А не стрельнет?
– Не стрельнет, – сосредоточенно отозвался Иван. –
– Так что ж ты её мучаешь, коли не выходит?
– А ты чего ж книгу мучаешь, коли не выходит? – усмехнулся Иван.
Драгомир потянулся, глянул в окно с тоской.
– Так батюшка велел назубок выучить.
– Так и мне надо пищаль собрать, чтоб батюшка с ратным делом отстал. Чтоб наставника дозволил взять из Кузнечной али из Часовой слободы…
– Даже если и соберёшь – не отстанет, – присудил Драгомир. – Да и никак не пойму тебя: что ж тут такого? Оно и весело бывает – рубиться! О бранях, о ратниках-то сколько песен сложено, сколько басен!
– То-то и оно, что басен, – пробормотал Иван. – А по-настоящему… Откуда нам с тобой знать, как по-настоящему? Я вот на погосте был… Батюшка меня с собой брал… От реки до неба могилы – и всё после брани. Хорошо разве?
– Так какая ж брань без убитых?
– А никакой! В том и дело всё: зачем рубиться, если вовсе без брани обойтись можно?
– Ну, ну, – замахал рукой Драгомир. – Охолонись [77] . Опять разошёлся!
– Снова спорите? – Вошёл в книжницу Ратибор, с трудом держа три канопки [78] . – Ну-ка, братцы, подсобите!
77
Охолонуться – успокоиться, прийти в себя.
78
Канопка – глиняная кружка.
Драгомир подхватил канопки, хотел было поставить на стол, но Ратибор охнул:
– Ку-да! На харатьи капнешь – со свету сживёт батюшка! На лавку примости. А ты, Иван, оставь пищаль свою, иди сюда. Мёда такого поди не пробовал.
– Да я тут закончил почти, – нехотя отозвался Иван. – Осталось-то чуть…
– Оставь-оставь, подождёт. Не девка, чай, не остынет, – хихикнул Драгомир. За ним и Ратибор смешок отпустил в золотую бородку. – Пошли. Ишь, пахнет-то как! Где ж ты такой достал, Ратя?
– В поварне и достал, где ж ещё. Батюшка давеча союз с рябичами против половчан праздновал, там и осталось.
– С вишней… с шафраном… – между глотками определил Драгомир. – Ух!
– Шафран? Что ещё за зверь? – Ратибор принюхался, повертел канопку.
– Пряность заморская, по Журавлиной дороге везут, – ответил Иван.
– Говорят, не только для мёду, но и для силы мужской годится, – подмигнул Драгомир. – А, Ратя? Вижу-вижу, как девка из Рыбной слободки ко дворцу бегает, в кустах прячется на тебя поглядеть.
– У тебя что на уме, то на языке, – с досадой молвил Иван. – А на уме – всё одно!
– Ай, ай, покраснел, Ваня! Что, и тебе поди какая девчонка приглянулась? Много их справных в Крапиве-Граде, а по всем Озёрам-Чащобам ещё больше. Станешь царём – любую возьмёшь!
Иван потемнел лицом.
– Драгомир! – крикнул Ратибор. Огрел по спине брата, но тот уж и сам осёкся.
– Любую, не любую… Сам знаешь, стрелой выбирать будем, – делано спокойно ответил Иван. Глотнул мёда, утёр рот со всем тщанием. – Да только хорошо бы, чтоб недалеко стрела улетела. Чтоб не сгинула невеста, пока к тебе добираться станет.