Всё зло земное
Шрифт:
Вот только в этот раз иначе было. Тишина стелилась по брёвнам, а из углов шелестел ветер, и прохладная тьма шла от тельца, лежавшего у печи. Гнева подошла, склонилась… Лягушка открыла глаз – чёрный, выпуклый, что ягода ежевики. И жарче, чем на болоте, захлестнуло волной, сжало сердце: оттуда! Из Тени!
– Ты из Тени, – хрипло, через силу молвила Гнева. И вырвалось отчаянно: – Ты из Тени явилась, лягушка! Как? Я тоже хочу! Забери меня!
Лягушка подпрыгнула, в глазах заплескалась муть. Квакнула:
– Ты кто? Ты как про Тень проведала? Тебя Кощей подослал?
Гнева хотела было ответить, да не успела: лягушка подскочила
– Стой! Замёрзнешь в снегу! Не от Кощея я! Выслушай! – взмолилась Гнева.
Лягушка замерла. Гнева протянула к ней руки. Дрожащими пальцами принялась перебирать в воздухе, будто ткала:
– Выслушай! Не вру я… Знаю я Кощея… – Слёзы навернулись: столько лет имени этого вслух не произносила. – Но не от него я пришла… Лягушка! Я век назад из Тени сюда попала. Плохо мне здесь! Одна я! Век ищу, как домой добраться. Что только не пробовала. Узнала, что на болоте ключ. Но ничего я там не сыскала! Кроме тебя!
Лягушка затаилась в тени, слушая. Гнева опустилась на лавку, обхватила себя руками. С болью договорила:
– От тебя Тенью веет. Я… Ивана заставила тебя привезти…
Лягушка перепрыгнула с окна на лавку. Вгляделась в Гневу. Мрачно, низко произнесла:
– Тенью, говоришь, веет? Оттого от меня Тенью веет, что я Кощеева дочь. А ты кто?
– Кощеева… дочь… – прошептала Гнева. Ахнула.
Вспомнила сад в Темень-Горах, Горин смех, Златины песни. Прижала ладонь к губам. Занесла руку – до того хотелось хоть так, хоть сквозь лягушачью кожу до дома дотронуться. Опомнилась, сжала кулак.
Лягушка качнула головой. Повторила:
– А ты – кто?
– Гневой меня кличут, царёва жена я. Батюшка мой, Мстислав, в Тени живёт… И я вернуться хочу домой…
– Как же ты в Солонь попала? – раздумчиво спросила лягушка.
– Не знаю, – прошептала Гнева. – То ли случайно, то ли батюшку твоего чем прогневила.
– Вот и я его прогневила, а чем – не знаю, – угрюмо кивнула лягушка. – Запер он меня на болоте век назад. Превратил… – она брезгливо, с ненавистью встряхнулась, – в это.
– А ты… вправду человек?
– Василиса я, Кощеева дочь! – толсто [66] квакнула лягушка, и Гневе почудились в кваканье звон тёмных колоколов, перекаты Тенных рек. – Всё, чего ждала весь век на болоте, – чтобы разрушил кто его колдовство, чтоб пришёл за мной, чтоб забрал!
– Вот и забрал тебя Иван. По моей указке, – тихо сказала Гнева. – И колдовство разрушил огненной-родниковой стрелой. Кузнец наконечник в живой воде и в мёртвой закалил, а после я поворожила над пёрышком. Вот и вышло колдовство разбить. А иначе бы не смог Иван с тобой заговорить, не смог забрать. И назад бы не выбрался.
66
Толстым назывался низкий голос.
Лягушка задумчиво молчала. Гнева водила пальцем по узору на парчовой подушке, едва сдерживалась. Всё внутри горело пламенем. Вот он, рядом – ключ к дому! Только какой странный… Дочь Кощеева… Случайно ли, что она и была последней, кого Гнева в Тени помнила?
– Василиса, – медленно проговорила Гнева, глядя в сторону. Боязно, тревожно было от мысли, что зелёная, в буроватой коже лягушка и есть Кощеева дочь, царевна
Всё замерло – будто и птицы утренние медлили запевать, и гусельники под окнами призадумались, ждали, пока лягушка ответит.
– Можно, пожалуй, – откликнулась Василиса. – Да не знаю как.
Гнева, помертвев, подалась вперёд:
– Теперь не знаешь – может, потом поймёшь? Как придёшь в себя, как силы появятся?
Лягушка засмеялась хрипло:
– Сил у меня и вправду нет. Батюшка ко мне недавно являлся, сонных чар наложил. Да и болото силы тянуло. Я бы сама рада в Тень вернуться да спросить у батюшки: за что меня наказал? – Глаза у лягушки сверкнули; показалось на миг, что тёмная девица поднялась в светёлке, разлетелись по углам тени.
– Вот только рано мне туда возвращаться. Такой, какая сейчас, батюшка меня вмиг обратно в болото спрячет. – Лягушка сникла, снова стало светло, тихо вокруг. – Да и не знаю как. Не знаю.
– И я не знаю, – глухо отозвалась Гнева, глядя в туман за окном. – Всё перепробовала, что могла. Край-Болото последней надеждой было.
– Про него-то ты как узнала? Или тут на торжках про границу Тени с Солонью лясы точат [67] ?
– Сказку прочла в Тенеслове, в царской книжнице, – так же глухо объяснила Гнева. Чудилось, будто жизнь из неё выпили. Последними крохами, последними искрами жила – надеждой, что Иван привезёт лягушку, а та научит, подскажет. Лягушка же – сама жалкая, слабая и дремотная, – тем только и была хороша, что шло от неё тихое дыхание Тени, баюкающее, родное.
67
Точить лясы (перен.) – пустословить, сплетничать.
Гнева закрыла глаза.
– Гнева, – услышала как из далёкой дали. – Ты колдунья? Верно я поняла?
– Верно…
– Помоги мне, Гнева. Напусти тумана, укрой от батюшкиного взора…
– И так тебя тут никто не найдёт, – тяжело ответила Гнева. – Я, как царицей стала, весь дворец да посад чарами опутала. Плохо в Солони ведьмам, приходится прятаться. А всё равно слухи ползут… – Гнева махнула рукой, криво улыбнулась: – А колдовать-то хочется, руки без этого жжёт. Но пока мы во дворце, никому до нас не добраться, ворожбы не заметить: ни волхвам здешним… ни батюшке твоему. Будь иначе, так, может, и забрал бы меня, если б хватился.
– Я ведь и сама в Тень вернуться хочу, – тихо квакнула лягушка. – Только если сейчас меня батюшка найдёт – вдруг обратно посадит? Не хочу… Не хочу в болото!.. – Раздулась лягушка, выкатила глаза, задышала часто. Жалкая, уродливая. – Поможешь мне тут, при тебе задержаться, окрепнуть – и я тебе помогу, коли узнаю, как домой попасть.
Гнева предложила хмуро:
– Коли ты чувствуешь, что батюшка тебя ищет, коли слышишь его – спроси, как мне вернуться!
– Он меня слышит, не я его, – ответила Василиса. Хрустнул в печи уголь, разломилась ветка. Красный всполох блеснул в лягушачьих глазах. – А я чую только, что зол он… что испуган, растерян… что печалится обо мне.