Всеблагое электричество
Шрифт:
Подозрения ее были недалеки от истины, но подтверждать их я не стал. Вместо этого со всей возможной убедительностью произнес:
— Я боюсь, что Атлантида разделит судьбу своей мифической предшественницы! При первой же возможности отправь телеграмму родителям, пусть уезжают на континент.
— А остальные? Альберт, Мари?
— Я поговорю с ними, но едва ли они сочтут мои опасения обоснованными. Они не знают того, что знаешь ты.
Лилиана вздохнула и вдруг потрепала меня по щеке.
— Женева? — переспросила она и улыбнулась. —
Я невольно рассмеялся.
— Хорошо, по дороге в Женеву можешь заехать в Париж. Но отправляться надо прямо сейчас. Елизавета-Мария отвезет тебя в порт.
— Забери деньги, — протянула Лили мне саквояж. — Ты будто откупаешься от меня!
— Сохрани их. Не уверен, что у меня останется доступ к счетам. Возможно, в твоих руках — все мое состояние.
Лилиана помрачнела и предупредила:
— Если ты обманешь и не приедешь, я тебя из-под земли достану, Леопольд! Так и знай!
— Просто верь в меня.
— Я верю в тебя, Лео. Верю!
Это были вовсе не пустые слова — таков был талант Лилианы. Своей верой она могла придавать другим малую толику реальности, и рядом с нею мое сердце, казалось, начинало биться без своего обычного надрыва.
Простое самовнушение? А хоть бы и так.
В любом случае я намеревался отыскать Лили в Швейцарии сразу, как только представится такая возможность. Пусть я и не знал доподлинно, искренни ли мои чувства к Лили или навязаны мертвым гипнотизером, но я точно знал, что сейчас это уже не имеет никакого значения. Я нуждался в этих отношениях, нуждался в этой любви.
Более чем простительная слабость для человека в моем положении.
Более чем, да…
— Отвези ее в порт и проследи, чтобы она непременно отплыла на пароме до Лиссабона, — попросил я суккуба, усадив Лили в самоходную коляску.
Елизавета-Мария картинно закатила глаза, но протестовать не стала, забралась за руль, и паровой экипаж резво укатил прочь.
И сразу навалилась такая усталость, что в прямом смысле слова опустились руки. Защемило сердце, заломило затылок, да еще и зевнул так, что едва не вывихнул челюсть.
Безумно захотелось убежать из города с Лилианой, но ни к чему хорошему этот безрассудный порыв привести не мог. А так, если правильно разыграть свою партию, оставался небольшой шанс уцелеть. Мизерный шанс, но такова уж природа человеческая, что он готов цепляться за любую соломинку.
Заперев входную дверь, я ушел в заднюю комнату лавки и без сил повалился на продавленный диванчик. Откинулся на спинку, вытянул ноги и заснул, стоило лишь закрыть глаза.
Огонь. Во сне меня поджидал огонь. Серный дождь лился с неба от горизонта до горизонта, резкий порыв ветра окатил жидким пламенем с головы до ног, и тотчас жуткой болью отозвалась обожженная плоть.
Боль заставила проснуться; я сполз с дивана
Смерть стала началом нового кошмара, бессчетное количество раз мне приходилось погибать в лютом пламени, пока наконец очередное пробуждение не выбросило меня в заднюю комнату лавки «Механизмы и раритеты».
Все тело нестерпимо ныло, от запаха серы и горелой плоти волнами накатывала тошнота. Я даже не сообразил, что проснулся, пока не разглядел фигуру стоявшего рядом со мной человека. Точнее, его начищенные до блеска лакированные штиблеты прямо перед лицом.
— Не трогайте его, Вилли! — пробился сквозь назойливый шум в ушах насмешливый голос. — Не видите, мальчику плохо?
Но слабость уже оставила меня; я уперся руками в пол, поднял голову и без всякого удивления наткнулся взглядом на дуло собственного «Штейр-Хана».
— Вот даже не смешно, — пробормотал я, поднимаясь на ноги. После этого спокойно взял с верстака кружку, зачерпнул ею воды из стоявшей в углу кадки и напился.
Все это время Уильям Грейс продолжал удерживать меня на прицеле.
— Вилли, опусти оружие, — попросила с ногами забравшаяся на диванчик фрейлина. — Вижу, мальчику есть что нам рассказать.
Уильям не шелохнулся, лишь прищурил левый глаз, и тогда оракул повысила голос:
— Лейтенант! Уберите оружие! Немедленно!
Грейс поморщился и опустил руку с пистолетом, но целиться в меня при этом не перестал, просто загородил «Штейр-Хан» от фрейлины корпусом, только и всего.
— Полагаю, ее высочество мной недовольна, — усмехнулся я.
— Ее высочество жаждет вашей крови, — подтвердила фрейлина, машинально поглаживая левой рукой крупный жемчуг на шее.
— Ее высочество не в том положении, чтобы разбрасываться верными людьми.
— Верными? — прошипел лейтенант и вновь вскинул пистолет. — Да я тебе сейчас голову прострелю! Ты должен был взорвать экипаж регента!
— Я бы и взорвал, — спокойно улыбнулся я в ответ. — Но ее высочество забыла упомянуть, что регента следует взорвать, прежде чем он посетит монетный двор.
— При чем здесь это? — не понял Уильям Грейс.
— Так вы не знаете? — догадался вдруг я. — В самом деле не знаете? Вот это да!
Лейтенант закаменел лицом и, старательно сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, спросил:
— Чего мы не знаем?
Я с сомнением поглядел на столь удобный диванчик, но приближаться к фрейлине не стал и опустился на деревянный табурет.
— Чего мы не знаем?! — вновь прорычал лейтенант, окончательно потеряв терпение, и мне пришлось второй раз, за сегодняшний день, рассказывать о замысле регента.
Под конец Уильям Грейс поклялся собственноручно застрелить изменщика, а вот фрейлина невозмутимости не потеряла.