Всего лишь папа
Шрифт:
— Может, поняла, что это призвание…
Глава 14
За углом показалась вывеска траттории, к которой мы направлялись. Но мне захотелось пройти мимо, до какого-нибудь другого ресторана. Было так здорово идти рядом с Пьерой под зонтом, на котором дождь наигрывал свою звонкую весеннюю мелодию. Краски вокруг были на удивление яркими, увлажненными ливнем. То ли весна всегда расцвечивает серый дождь, то ли все зависит от внутреннего состояния души… А оно у меня в тот момент, несмотря на все неприятности последних дней, было отличным. И мой душевный
Конечно, где-то на подсознании у меня снова зашевелилась мысль о том, в какое неудобное положение я поставлю своих двойняшек, если они вдруг сейчас тоже вздумают прогуляться по Орвието и увидят нас. С другой стороны, мы пока просто шли рядом под одним зонтом, Пьера даже под руку меня не держала. А Орвието настолько маленький город, что тут почти все друг друга так или иначе знают, хотя бы очень отдаленно. Учитывая, что я вынужденно познакомился с ней, нет ничего зазорного в том, что во время дождя мы идем под одним зонтом.
— Мы пришли, — сообщил я, подтолкнув свою спутницу ко входу. Взявшись за массивную чугунную ручку, я распахнул перед ней дверь, и над нашими головами звякнул колокольчик.
Пьера закрыла зонт и сунула его в корзину, стоявшую у входа. Штук десять других мокрых зонтов наполняли ее, а значит, траттория не пустовала, и я с тревогой осмотрел помещение.
— Желаете пообедать? — спросил официант, проходящий мимо со стопкой грязных тарелок.
— Да. Есть столик на двоих?
— Как раз освобождается. Я мигом уберу! Вы пока можете присаживаться.
Мы не преминули так и поступить, и через минуту уже сидели за дубовым столиком у окна, в которое стучал неугомонный дождь. Уют семейной траттории окутал нас и зажег щеки Пьеры румянцем. Впрочем, я тоже почувствовал жар на своих щеках и приятное тепло разлившееся по всему телу. Мы сделали заказ. Официант тут же принес закуски, и мы принялись поглощать хрустящие брускетты и сырную нарезку.
— Вы сказали, что недавно приехали в Орвието? — начал я, отправляя в рот кусок сыра.
— Да, прошлой осенью, — ответила Пьера коротко, и я уловил натянутость. Мне почему-то подумалось, что ей эта тема не доставляет особого удовольствия.
— Вам повезло, что вы приехали и сразу нашли работу, — заметил я с улыбкой. — Многие жалуются, что в нынешний кризис это нереально.
— Так и есть, — подтвердила Пьера, жуя брускетту. Она пыталась соблюдать приличия и не говорить с набитым ртом, но я своим примером призывал ее расслабиться и забыть о всяких формальностях. — На самом деле, я все прошлое лето искала работу и, только получив место в лицее Орвието, уволилась из прежнего.
— Ах, вот оно что. И раньше вы работали не в Орвието, как я понял?
— Нет. Раньше я работала в университете Перуджи.
— О… — Я был удивлен. Уход из университета в лицей мне казался понижением. — Моя старшая дочь учится там. Да и я сам окончил этот университет.
— Неужели?! У нее ваша фамилия?
— Да.
Пьера даже жевать перестала: наморщила лоб и принялась усиленно вспоминать.
— Признаться честно, не припомню такой фамилии, хотя не я одна преподавала там итальянский… — пробормотала она.
— Понимаю, —
Пьера взяла стакан, наполненный минеральной водой, и отпила несколько глотков. Мне показалось, она занервничала и таким образом взяла тайм-аут.
— Я решила сменить место жительства, уехать из большого города. А в маленьких городах нет университетов, — сказала она отрывисто. — По сути, я перебралась туда, где нашла место.
— Не пожалели? Как вам Орвието?
— Чудесный город! — Пьера облегченно вздохнула, будто перевела наконец дух, и улыбнулась. — У меня правда не было особо много времени его изучить, несмотря на крошечные размеры. Первое время только и делала, что готовилась к лекциям. Хотя до университета я уже преподавала в лицее, но за два года успела отвыкнуть. Это две совершенно разные категории студентов.
— И с теми, что в лицее, работать гораздо труднее? — догадался я.
— Именно. В университет приходят уже взрослые люди, которые знают, чего хотят. Если, конечно, не брать в расчет тех, кого шантажом заставляют учиться родители. А в лицее учеба обязательна… И я преподавала именно у старших классов, а это еще и подростковый период…
— Да уж, нелегко вам… Знаете, когда директор назначила мне встречу с вами, я, признаться, испугался.
— Почему? — Она вскинула на меня свои серые глаза, и я буквально утонул в них. Они у нее были удивительного цвета: глубокого, темного, с ярко-желтыми бликами от горящих в зале ламп. Их взволнованный блеск вызывал у меня щекотание под ребрами.
— Я вспомнил свою профессорессу по итальянскому и латыни и содрогнулся. Если честно, я не любил эти науки, скучал на них страшно. И, разумеется, не доучивал. А она всегда задавала мне вопросы, куда более каверзные, чем всем остальным. Хотя, может, мне это только так казалось… Даже на последнем экзамене она спросила меня о влиянии д’Аннунцио на творчество Гоццано, а я от испуга забыл, кто это вообще такой.
Пьера тихо рассмеялась.
— Почему-то не представляю вас растерявшимся, — сказала она вдруг. Я удивился, и брови мои сильно изогнулись. Пьера улыбнулась еще шире и пояснила: — Вы не растерялись даже, когда я сообщила вам о проблемах сына. Другие родители обычно впадают в уныние и начинают паниковать.
— Ну, я был предупрежден директором. Успел впасть в уныние и запаниковать куда раньше.
— А я уж подумала, отца, который один вырастил троих детей, ничем не испугаешь, — усмехнулась она, а в глазах вспыхнуло непомерное восхищение, которое меня радовало и смущало одновременно.
— Ошибаетесь. Как раз неприятности у детей способны напугать родителей до полусмерти практически.
Официант принес «Umbrichelli al tartufo», на которые я набросился с таким рвением, будто сутки ничего не ел. «Umbricelli» — типичная паста нашего города. Похожие на спагетти, они имеют чуть большую толщину и чуть менее ровную форму, поскольку не производятся на фабрике, а делаются исключительно вручную дома. Подаются umbricelli с различными соусами, в зависимости от фантазии повара, и тот вариант, что лежал в моей тарелке — с трюфелями — был одним из самых распространенных.