Всего одна жизнь
Шрифт:
От грустных мыслей тоска становится почти физически ощутимой, и я радуюсь резкому телефонному звонку, взорвавшему тишину ординаторской.
— Дежурный хирург слушает.
Нет, похоже, что спокойное дежурство не состоится.
— Хорошо, мы будем готовы.
Иду в приемный покой:
— Готовьтесь, Ксения Петровна, на шахте несчастный случай. Звонила фельдшер из здравпункта.
— Все готово, Владимир Михайлович. А что нужно?
Я смеюсь:
— «Все готово, а что нужно?..»
— Ну, а как же! Солдат всегда готов!
— Тогда
— А что там, не сказали?
— Как будто открытый перелом бедра и шок.
— Фью-ить! — свистнула Ксюша.
— Я — в ординаторской. Пострадавшего уже подняли на поверхность. Так что минут через двадцать он будет здесь.
Вот так часто бывает на дежурствах: оттягиваешь, оттягиваешь писанину — впереди вроде бы много времени, а потом корпишь над нею всю ночь. Я сажусь за стол и поспешно начинаю записывать дневники. Что же там за перелом? И велик ли шок? Пишу и прислушиваюсь к шумам за окном. Вот вроде сюда идет машина. Нет, это грузовик. И эта мимо. А вот эта перегазовывает у наших ворот. Точно. Въехала во двор.
У парня двадцати шести лет со странной фамилией Хруст действительно открытый перелом. Большой перелом и здорово открытый. Когда его доставили в приемный покой, брезентовая штанина, и брючина, и трусы справа были разорваны. Я осторожно разрезал окровавленный бинт и увидел кусок кости в ране на передней поверхности бедра.
Еще в шахте, часа полтора назад, ему сделали морфий и наложили металлическую шину. Артериальное давление было низковатым, пульс частил. Фельдшер права — был здесь и небольшой шок.
Я велел на тех же носилках, на которых его доставили к нам, чтобы лишний раз не перекладывать, отнести Хруста на операционный стол. И вызвать рентген-техника.
— Мыться? — спросила Нина тихо. — Что будем делать?
— Подожди, — так же тихо ответил я. — Сам еще не знаю.
В приемном было полно народу: и поднимавшие, вероятно, Хруста из шахты рабочие из таких же, как и он, брезентовых робах, и шофер комбинатовской скорой, и фельдшер. Потом, почти сразу же за тем, как внесли носилки, появились еще какие-то люди, наверное из управления. Я не разглядел их.
— Налаживай-ка сразу капельницу. Кровь и противошоковый коктейль.
Нина немедленно исчезла.
Я отказался говорить с кем бы то ни было и пошел вслед за носилками. Помог переложить раздетого Хруста на операционный стол. Не люблю при необработанных переломах доверять перекладывание больных даже самым опытным сестрам. Очень это деликатная и опасная процедура. Сломанную конечность должны держать руки, которые понимают что к чему. Еще раз осмотрел рану. Большого кровотечения не было, свежая повязка, наложенная в приемном покое, только слегка промокла. Нога удобно лежит на шине. А вот лицо Хруста бледновато.
— Не очень больно? — спросил я.
— Не-ет, — он усмехнулся растерянно. — Только жутко как-то.
— Ставить? — Нина со штативом и капельницей подошла к его откинутой на подставку руке.
— Да, да… Жутко,
— Ага.
— Нас, что ли, испугался, белых привидений?
Он заулыбался:
— Да нет… Черт его знает…
— Небось черт и попутал? Как это произошло?
— Верно, черт, — согласился Хруст. — Сам виноват. — И рассказал о случившемся.
— Значит, ты упал на породу, и в этот момент сверху тебя еще ударило балкой? — уточнил я. Это совсем немаловажно — уяснить механизм травмы.
— Да, наверное так…
— Как же могла упасть балка?
— А наверное, кто-то из ребят хотел задержать меня, толкнул кучу, они и покатились…
— Кучу? — удивился я. За пять лет работы здесь я знал, что за такое полагается — за «кучу» крепежных балок в выработке!
Хруст смутился:
— Вы это только нигде не пишите… Это мы для скорости крепежа запасаем. Так всегда делают…
— Эх, братец Хруст! Что там «не пишите»! Не было бы этой балки, может, и перелома бы не было, — вздохнул я. — Уж не такой бы был, это точно.
— Оперировать будете?
— Да. Но немного позже.
Решение уже пришло. Всегда так: вначале, когда увидишь окровавленного, страдающего человека, немного теряешься. Нужно дать себе несколько спокойных минут, иногда достаточно одной-двух. Собраться, как в игре в «локотки», и постараться представить себе четко, что сейчас самое главное.
— Немного позже, — повторил я.
Он кивнул, но я видел в его глазах вопрос.
— Сейчас сделаем снимок и подкрепим тебя, — пояснил я. — Вон ты какой бледный. Наверное, не всегда такой?
— Бледный, да? — он улыбнулся. — Нет, я краснощекий!
Он мне нравился все больше, этот рыжеватый, спокойный парень.
— Ну, ладно, краснощекий. Сейчас главное, чтобы ты снова им стал. И старайся лежать спокойно. А то ведь стол наш, небось, уже полки, с которой ты свалился?
И мы оба рассмеялись.
Перелом был поперечный. Как у палки, которую одним сильным движением, ломаешь на колене. Небольшой узкий обломок кости, тот, что виднелся в ране, торчал на снимке впереди, словно щепка.
Хрусту ввели в вену «коктейль» и стали переливать кровь. Давление поднялось, пульс стал лучше, постепенно стал появляться обещанный хрустовский румянец. Я спустился в ординаторскую, чтобы выкурить сигарету, и нос к носу столкнулся с Мурзабеком Каримовым. Он теперь в комбинате инженер по технике безопасности. Да, верно, среди приехавших вслед за скорой был, кажется, и он. Тогда я просто отключился от всего окружающего и не среагировал на него.
— Здравствуйте, — официально сказал Мурзабек и наклонил свою большую голову с прекрасной черной шевелюрой, обильно смоченной духами. (От него всегда пахло, как от только что откупоренного флакона.) — Я хотел бы узнать у вас о состоянии товарища Хруста. — Говорил он, как всегда, быстро и напористо, и мне всякий раз казалось, что ему с трудом удается захлопнуть клапан где-то там, в глубине рта.