Вселенная файа. Трилогия

Ефимов Алексей Алексеевич

Посему, все жители Файау - те, кто ещё обладал телом, - проявляли редкое единодушие в своем отвращении к машинам-предкам. Они не то, чтобы ненавидели их, но избегали общаться. Зная, что неизбежно должны стать машинами, файа всячески избегали их. По крайней мере, это Вэру понимал. Даже в космосе файа летали лишь на звездолетах, хотя мгновенная связь позволяла, - по крайней мере, в теории, - передавать матрицы личности туда, где есть квантовые приемники и восстанавливающие тело эмбрионаторы. Однако, то ли из-за опасности искажений, то ли по более серьезным причинам, этот способ был запрещен ещё более семисот лет назад. Анмай так и не смог толком выяснить, что послужило причиной запрета. Не общедоступность же полетов-передач, в самом деле?

Культура файа тоже сильно изменилась. Объем её так вырос,

что было уже почти невозможно создать что-то новое. К интеллектронным системам это не относилось, но живые файа не могли понять созданные ими новые виды искусства. Они все превратились в ценителей прекрасного, но творчество, как таковое, среди них совершенно угасло. Зачем трудиться, если, даже не особо напрягаясь, можно отыскать всё, что ты хочешь создать? Да и сама структура культуры изменилась радикально. Живопись, скульптура, архитектура просто вымерли. Книг никто не писал и не читал. Музыку машины наловчились сочинять лучше файа ещё при первой жизни Вэру. Остались только фильмы и компьютерные игры, - причем, различались они только тем, что в ход фильмов нельзя было вмешиваться.

Анмай попытался прикинуть количество таких доступных для каждого продуктов, - вышло больше пятисот миллионов. С помощью устройств для передачи ощущений в любом из них можно было какое-то время вполне полноценно жить. Чувственная любовь почти вывелась, - заниматься ей было так же глупо, как открывать кустарное производство звездолетов. Анмай и Хьютай по мере сил избегали игрофильмов Файау, - обнаружив, что большинство из них сваяно по бессмертной формуле сделайте нам красиво. К виртуальному сексу Хьютай отнеслась с нескрываемым презрением, а сам Анмай просто не знал, что ему делать, - смеяться или злится. Впрочем, куда больше его поразило, что он без особого труда влился в общество, обогнавшее его на три с половиной тысячи лет. В этом было нечто нереальное.

Он быстро понял, что истинная Файау - не здесь. На этой райской планете был детский сад, заповедник для бездельников, музей старины - и не больше. Но включится в истинную жизнь своей расы Анмай просто не мог. Он злился, но отказаться от тела... Ведь он прожил едва седьмую часть возможного срока! А может, его удерживало воспоминание о том, что первой машины воскресили Хьютай. Отчего-то машины не стали оживлять их вместе. Ей пришлось много хуже, чем ему, - лишь надежда на его возвращение позволила ей прожить эти двенадцать дней в чужом и непонятном мире. Хотя сейчас она сама говорила об этом со смехом, Анмай каждый раз сжимал зубы. Но всё, что он мог сделать, - попытаться понять этот странный, но, несомненно, лучший мир.

* * *

Особенно ошеломляющим было изучение интеллектроники - того, чем стала в Файау нейрокибернетика. Больше всего Вэру поразило, что сознание не являлось уже неделимым. Гиперкомпьютеры могли не только переносить его из тела в тело, но и проводить над ним любые операции, вплоть до создания неотличимой от настоящей, но совершенно новой личности. Узнав, что его сознание и память могли изменить в любую сторону, или вообще воскресить в виртуальном, но неотличимом от настоящего мире, Анмай испугался. Он понял повсеместное отвращение жителей Файау к компьютерам. Но без них не получалось обойтись. Других способов продления жизни не было. Хотя измененные тела не старели, им не хватало памяти... и они были уязвимы.

Посему, массивный браслет-весм на левой руке Вэру непрерывно фиксировал всю деятельность его сознания. Информация поступала в один из тысяч специальных центров, где записывалась на дублированные матрицы. Разрыв этой связи означал мгновенный взрыв браслета. Иначе наступала смерть, и глаза в восстановленном теле открывал такой же, но не тот же самый файа.

Впрочем, Анмай понимал, что его мозг никогда не сможет осознать все тонкости интеллектроники. Она стала основой цивилизации Файау. Даже с рождением живых детей конкурировал интеллектронный синтез, включавший создание и разума, и тела. Исходное население Файау было очень маленьким, а потребность в специалистах огромной. Синтез решил эту проблему, но теперь искусственные файа тут были уже в меньшинстве. Естественные обходились дешевле, - впрочем, все знали, что всего через несколько сотен лет все живые файа исчезнут. На смену их слабой

плоти придет холодная сталь. Как файа ни пытались затормозить этот процесс, он всё равно шел. Сохранение нужных им условий уже давно превратилось в тормоз. Из двенадцати занятых Файау не-планет Мэйат живые файа населяли всего пять. Остальные превратились в единые существа, может быть, более разумные, чем вся прочая Файау. Из шестнадцати тысяч её кораблей лишь четверть несла живые экипажи. Впрочем, лишь семь тысяч её звездолетов были полноценными кораблями. Остальные были построены как автоматические танкеры и крейсеры. Файа посетили полтора миллиона звезд в одиннадцати тысячах галактик, не исчерпав даже ничтожной доли многообразия Вселенной. И это было лишь начало бесконечного пути.

* * *

В тишине дороги, нарушавшейся лишь негромкими разговорами, прошло несколько часов. Солнце начало склоняться к западу. Вокруг всё чаще мелькали здания, потом вдали показалась вонзавшаяся в зенит ослепительно-белая линия, - одна из сорока Небесных Башен, стоявших по экватору планеты. Она приближалась и росла, становясь всё массивнее. Наконец, Анмай увидел плавно расширявшееся основание колоссального сооружения. К нему вело шестнадцать пар монорельсовых путей. По ним непрерывно неслись прозрачные пассажирские и белые грузовые вагоны. Их вагон, скользнув по плавно изгибавшейся вверх направляющей, помчался вдоль отвесной грани Башни - и Анмай увидел окружавший её невероятный город. Узкие пирамиды, конусы, башни его разноцветных зданий пронзали облака, словно горы. Между ними и на их уступах зеленели парки, разделенные сложной сетью каналов, - а в воздухе парило невероятное количество разнообразнейших машин. У Вэру просто голова пошла кругом от этого зрелища.

По мере разрежения атмосферы скорость росла. Город всё быстрее уходил вниз, но не становился меньше, - из-за горизонта поднимались всё новые здания. Из-за них выплыл берег моря и расположенный на нем космодром. Стоявшие, вернее, парившие над ним корабли не уступали размерами городским зданиям.

Когда показались, наконец, зеленые равнины и горы, Анмай видел уже всё побережье материка, вдоль которого простерся этот невероятный город. Он с грустью смотрел, как плавно уходит вниз и голубеет земля, а вверху открывается усыпанная звездами ширь космоса.

Ему не было суждено вернуться в этот мир.

* * *

В окно вплыл зеркальный бок орбитального города, потом ещё одного и ещё, и вдруг открылось решетчатое поле колоссального космодрома, - во многих его ячейках замерли похожие на узкие уступчатые пирамиды корабли. Внизу в поле зрения вмещалась уже вся планета. Её окружало невероятно сложное кольцо сверкающих ажурных конструкций, соединенное с поверхностью похожими на иглы башнями.

Ныне Файау была не планетой, а целым семейством планет. Лишь одна из них являлась естественной. Остальные, колоссальные искусственные сооружения, размером и массой не уступали ей. Они вращались вокруг общего центра масс по единой орбите, как бы вложенные в вершины многоугольника. Относительно друг друга они были неподвижны и соединены кольцом транспортных путей, заменивших космические корабли. Анмай едва мог поверить, что путешествовал между мирами в почти обычном поезде. Только рельсы тут были из нейтрида, в миллиард раз более прочного, чем обычная сталь.

Он замер в благоговейном трепете, глядя на Верфи Файау. Там строились её звездолеты, - и там же был их главный порт. Колоссальный шестиугольник Верфей составляли тысячи меньших. Они казались полупрозрачными сотами, в ячейках которых сиял алмазный свет. В соединявших соты трубчатых фермах проходили транспортные пути.

Каждый тридцатимильный шестигранник был гигантской толстостенной шахтой, перекрытой с обеих сторон силовыми полями. В них идеальным ртутным зеркалом сияли пирамидальные корпуса звездолетов, чинившихся, разгружавшихся и загружавшихся. В сборочных шахтах плыли колоссальные машины и сегменты ярусов, вставая на свои места с идеальной точностью. В шахтах форматоров сиял ослепительный свет, - там шло выращивание нейтридных корпусов. Именно тут, а не на зеленых лугах была истинная Файау. У Вэру перехватило дыхание, когда он смотрел на тысячи миль всемогущих машин и сияния металла. Теперь он понял, чем должна быть цивилизация.