Вселенная «Станция Бякино». Трилогия
Шрифт:
– Значит, блины печь ты и до меня умела? – прищурив один глаз, спросила Маша.
– Ну да, ничего же сложного в этом нет? – виновато ответила Даша. – Вода и мука, немного соли и сахара, соды на кончике ножа. Ты так заботливо рассказывала, я не хотела перебивать. А потом, повторение – мать учения. Так дядя Боря говорит.
В зале ожидания на лавках сидели выжившие бродяги. Громко разговаривали и хохотали. Одни достали остатки своих запасов и жевали всухомятку, стараясь не смотреть другим в глаза. Другие сняли влажную одежду и обувь в надежде ее посушить, и, не дождавшись, пока Маша освободит печь, повесили
– Семёныч, а ты слышал историю про колодец в деревне рядом со станцией Стромино? – спросил один игрок сидящего напротив напарника и незаметно для других ему подмигнул.
– Да брешут всё, – ответил Семёныч и со всей силы ударил костяшкой по столу. – Я в чудеса не верю. Враки всё это. Выдумка.
– А чего с тем колодцем необычного? – Серёжа подошёл ближе и сел рядом.
– Да байки бродяги рассказывают. Только я всю правду знаю и того, кто их распустил, лично видел, – ответил мужик. – Станция Стромино так называется оттого, что рядом деревня с таким названием. А в ней, как и полагается, есть старый колодец по середине. Из местных осталось пара бабок, и те не помнят, сколько ему лет. Говорят, детьми бегали с голыми пятками, а колодец уже стоял. Бревенчатый сруб с навесом, добротный такой ворот, цепь и большое толстое ведро литров на двадцать.
Так вот, воды в нем давно уже нет. В последнее время у всех в огородах были скважины, и проблемы с водой отсутствовали.
– И что же? – не удержался Серёжа.
– Вот и я говорю, ничего необычного, – Семёныч снова хлопнул костяшкой домино по столешнице. – Не нужен никому он стал, оттого и пересох. Как только ведро не сняли местные мужики и не сдали в пункт приёма чёрного металла.
Объявился как-то раз на станции паренёк и начал с выжившими бродягами беседы задушевные вести. Черненький такой, с прыщами. На одну ногу слегка прихрамывал. Сегодня с одним поболтает, через неделю с другим, еще через полторы с третьим. И, как потом выяснилось, всем одну и ту же сказку рассказывал, якобы по секрету. Честное слово с них брал, что никому не расскажут.
Мол, пришел он с удачной ходки. Нашел в одном доме несколько банок тушенки. И так как смотрителю Стромино сильно задолжал за проживание, то не стал их брать с собой на станцию. Есть-то хочется, а долг отдашь – что толку? Зачем мёртвому крыша над головой? В общем, заморочил им голову. Дескать, вечерело уже, и в лес идти схрон делать, прямо скажем, страшно. Тогда выложил тушенку в колодезное ведро и спустил потихоньку на самое дно. В него все равно никто не смотрит. Все в округе знают, что колодец пустой. Да и ночью в эту деревню никто не ходит. Днём-то ладно, забредёт зомби, так его видно, а ночью дело совсем другое. Слишком опасно. Бывало, и к станции ночью зомби подходят.
Короче говоря, переночевав, на утро приходит к колодцу, крутит ворот, поднимает ведро, а там тушёнки в два раза больше, чем было. Даже испугался, не забыл ли случаем, сколько спускал. Даже попробовал одну… Самая настоящая говяжья тушёнка. На радостях и наелся вдоволь, и долги перед
Ну те уши поразвесили и, не долго думая, бежали к колодцу и спускали в него последние свои ресурсы. И как ты думаешь, что с ними происходило?
Серёжа встал из-за стола, подошёл к входной двери и закрыл, не запирая на замок.
– Неужели этот мошенник ночью всё забирал? – ответил вопросом на вопрос молодой смотритель.
– А вот и нет, – рассмеялся Семёныч. – В первую ночь он выходил наружу и добавлял в ведро свои запасы. Когда бродяги, придя утром, обнаруживали сие богатство, то жадность сносила крышу и еще больше ими овладевала. На следующую ночь спускали в ведре ещё больше провизии, залезая в долги. Вот тогда-то и срывал куш наш махинатор.
– И как же ему сходило это с рук? – перебил Сергей. – Он же возвращался на станцию каждую неделю за новым лопухом.
– А я тебе, Серёжа, скажу больше, – снова рассмеялся Семёныч. – Он со станции и не уходил никуда. Жил там на чердаке. А когда встречал пострадавших, то пожимал плечами, предполагал, что колодец работает только один раз, и сильно благодарил мужичков, что предупредили его, а то, якобы, он и сам хотел еще раз спустить ресурсы.
Дверь станции Бякино открылась, и в проёме показался Костик по прозвищу «Косой».
– Так вот же он, – показал рукой Семеныч. – Нельзя и вспомнить.
– Это действительно детская библиотека, – сказал Борис Валентинович, листая одну из книжек. – При пионерских лагерях бывали такие.
Катя и Аня открыли штору и взглянули на пыльное окно.
– Наше окно такое же? – возмутилась Аня.
– Я даже внимания не обратила, – ответила Катя и громко чихнула от пыли. – Срочно ставим греться в ведре воду. В бане я видела какие-то порошки в ящике у входа.
– Поразительно, как эти книги дожили до наших дней, – восхитился наставник. – Они тогда уже были старыми.
Четвёртая комната, самая крайняя справа, представляла собой небольшой зал с полками вдоль всех стен и несколькими полками посередине. У окна стоял стол и стул светло-коричневого цвета. На находился ящик с множеством исписанных бумажных листков. Борис Валентинович взял несколько и прочитал.
– Чьи-то имена и фамилии, – загадочным голосом сказал мужчина. – Так-с… Всё понятно. Это читательские карточки. Учётные записи детей. Ничего интересного, можно отнести к камину и сжечь.
– Я тебе сейчас сожгу! – сердито произнес внезапно зашедший в комнату Николай Николаевич. – Бумага сейчас вещь ценная. Особенно если её хорошенько помять.
Глава 20
– Ничего не видно, – сказала Катя. – Только свет от окна и всё.
Девушка, нагнувшись и прищурив левый глаз, пыталась рассмотреть хоть что-то в замочную скважину двери третьей комнаты.
Аня легла на бетонный пол и пыталась посмотреть в малюсенькую, шириной не более одного пальца, щель под дверью.
– И тут не подсмотреть. Может, снаружи в окно что-то видно?
– Дверь нужно однозначно открыть, – Катя выпрямилась и рассмеялась от грязного следа на щеке ее сестры. – Эти полы можно подметать и мыть хоть каждый день, и они все равно остаются грязные.