Вселенская пьеса
Шрифт:
– Говори, говори, - подбодрил я пилота, понимая, что ему нужно выговориться, чтобы самому себя понять.
– Я благодарен Барху - паломнику с Лерна. Мне повезло, что его расчеты оказались точны, и он не пренебрег мизерным шансом моего появления здесь, не поленился выйти в ночь, когда вокруг начиналась буря. Это он спас меня, но сначала мне показалось: я умер, и это чистилище. Или ад. Летный комбинезон с терморегуляцией - штука хорошая, но когда температура воздуха ниже двадцати, отмерзают уши и пальцы. Это ли не ад?
Он замолчал, но я не стал встревать, понимая, что пилоту нужно собраться с мыслями. Сейчас
– А ты такой же, - внезапно сказал Ирин, уставившись на меня. Нас разделял только уголек сигареты, поднесенный к лицу, чтобы затянуться.
– Что?
– Ну, ты такой же, - пилот сморгнул, отвел сигарету - порывом ветра ему бросило тонкую струйку дыма в глаза.
– Каким и должен быть капитан. Умеешь молчать, наверняка умеешь говорить, понимаешь, как нужно слушать. Когда нужно ждать без равнодушия, а когда лучше форсировать события.
– Рик, к чему все это?
– осторожно спросил я, стараясь не быть резким. Сейчас я не понимал Ирина.
– Так, не важно, - пилот махнул рукой.
Чужой, - подумал я тоскливо.
– Отстраненный, замкнутый на бедах, которые пришлось перенести. Когда вернемся на Землю, придется его списать. И всех нас. О, боже, о чем я сейчас думаю? Если вернемся, если Рик полетит, если Земля не пострадает.
– Ты знал, что холод приносит боль?
– внезапно спросил пилот.
– Настоящую, острую боль, словно от раны?
Я молча покачал головой.
– Брат всегда советовал прижимать к синякам замороженный помидор, - сказал он мечтательно.
– У меня мать была хозяйственная очень, ничего не пропадало. Замораживала помидоры и отправляла их в готовку, когда они начинали портиться. У нас в морозилке всегда можно было найти помидор. Брат говорил, холод помогает от боли... Я никудышный рассказчик, да, Антон?
– Я понимаю все, что ты вкладываешь в свои слова, - возразил я.
– Ты такой же, - снова повторил Рик.
– Удивительно, что некоторые вещи неизменны. Их не трогает ни время, ни пространство, ни события...
– Можно?
– на трап вышел Стас, не церемонясь, переступил через наши ноги, и сел ступенью ниже.
– Уработался, решил свежим морозцем подышать...
Я с досадой подумал о том, что Стас пришел до ужаса не вовремя. Сейчас, в присутствии врача, Рик замкнется, и не скажет больше ни слова.
Я ошибся.
– О, док, как мое здоровье?
– оживился пилот.
– Все нормально, некоторые генетические несуразицы, никак не пойму, может быть, аппаратура барахлит. Но никаких деструктивных процессов, знаешь ли. Что, делишься впечатлениями?
– Ага, он имеет право знать, - согласился Ирин. Выходит, о своих злоключениях пилот уже рассказал врачу. Быть может, и остальные знают?
– Змей - настырный, - ловя мой удивленный взгляд, отозвался Ирин.
– Такой, как нужно. Я ему проболтался.
– Ты продолжай, продолжай, - Стас зевнул, - не вгоняй Дорова в скуку.
Я затушил окурок, не став задавать ненужных вопросов. С Риком и вправду многое было не так, возможно, это последствия тяжелой психологической травмы.
– Знаете, я когда тут очутился, - собравшись, сказал пилот, -
– Он пометался немного, - скучным голосом пояснил Змей, заметив, что Рик потерял смысл рассказа, - но потом взял себя в руки. Начиналась пурга, и нужно было что-то решать.
– Я хотел вырыть в снегу яму, - подсказки Стаса хватило, чтобы Рик заговорил снова, - все исткал место, где снег помягче. Ведь рыть предстояло голыми руками, а я уже и пальцев не чувствовал. Боялся, что они совсем замерзли и обломаются, когда я начну копать. Смешно.
Но нам со Стасом было не смешно, я заметил, как изучающее врач наблюдает за своим неожиданным пациентом.
– А потом этот звук, я даже не поверил. Уже невозможно было во что-то верить!..
– Рик услышал сигнал тревоги с Ворона, - Стас не прерывал, а поддерживал пилота, помогая ему продолжать говорить. Хороший психологический прием, очень удачный в данной ситуации.
– Никогда так не бегал, - хохотнул Рик, но смешок вышел горьким.
– Проваливаясь в снег, поднимаясь, пока не увидел... тебя и женщину рядом. О, боже, это было лишь короткое мгновение, вернувшее мне надежду и тут же отнявшее ее. Черт, какой же я плохой рассказчик! У меня в голове столько всего, но я говорю как-то не так. Ты понимаешь, что все не так, Антон?
– Разве я сказал что-то, Рик, разве рассудил или усомнился?
– удивился я.
– Вижу, вижу все в глазах. Знаю, - пилот вздохнул, заулыбался немного дико. Подобные перепады настроения свойственны душевно больным, но я все же надеялся, что это помешательство временное, что всему виной скачок в пространстве, несущий с собой потрясение, и никаких необратимых изменений нет. Пройдет время, и эмоции притухнут...
– У тебя просто нет всех неизвестных, - Рик снова перескочил с одного на другое.
– Да, ты все принимаешь не так. Вы исчезли, но благодаря вам я выбежал к Разлому, благодаря вам оказался там, где ждал меня лерниец Барх. О, он считал, что вероятность появления на Эгиде землянина ничтожна, но не пренебрег ею. Успокоил меня и отвел в свое жилище. Они знают толк в жизни, эти лернийцы. Но ты, не умея считать, не верь им. Каждая ведьмы скажет тебе лишь то, что нужно услышать. Они - цыгане Вселенной. У Барха под снегом целые хоромы, у этого паломника есть все. Только еда жуткая: белковые концентраты, совершенно безвкусные и склизкие. Представь себе, у лернийцев нет вкусовых рецепторов, им все равно, что употреблять в пищу, от чего в их запасах лишь самые рациональные и удобно сохраняемые формы белка. Уроды.
Я предостерегающе глянул на Стаса, давая понять, что теперь его общество лишнее, и дядя, все поняв верно, встал:
– Пойду-ка, еще немного поработаю, а то до сих пор в медотсеке все вверх дном.
– Я зайду поблагодарить тебя чуть позже, Змей, как только выдастся минутка, - кивнул я.
– Было бы за что, смотрите, не простыньте тут - холодает.
Стас хлопнул меня по плечу и скрылся на корабле.
– Пора поговорить тет-а-тет?
– уточнил Ирин, проводив врача долгим взглядом.