Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями

Смагин Никита

— У меня две старшие сестры, обе замужем, в отличие от меня, — рассказывает мне 35-летняя жительница Тегерана Форуг.

История семьи Форуг — типичная для благополучной, при этом не самой богатой части среднего класса. Мать работает парикмахером, у отца своя мастерская, то есть он мелкий предприниматель. В 2010-е семья отдала под снос свой дом в классическом стиле в центральном Тегеране, чтобы на его месте построили четырехэтажное здание с несколькими квартирами. Для этого отец нашел застройщика и договорился с ним: последний получил бесплатно землю, построил дом и забрал в собственность два этажа. Остальные два этажа остались отцу как собственнику старого дома. Такие схемы в столице Ирана, где земля и недвижимость постоянно

дорожают, используют повсеместно.

Выражаясь марксистскими штампами, происхождение у моей собеседницы вполне рабоче-пролетарское. При этом все три дочери получили высшее образование и успешно работают. Старшая — чиновница в одной из госструктур, средняя — в коммерческой фирме, младшая, моя собеседница — переводчица и преподавательница в университете.

— А дети у твоих сестер есть? — спрашиваю я.

— Нет. Средняя не хочет детей. Старшая хочет, но они с мужем решили, что пока не время.

— Пока? А сколько ей лет?

— Сорок один год.

Бездетные пары в Иране встречаются регулярно. Если спросить их о причинах, по моему опыту, скорее всего они начнут сетовать на сложные экономические условия — мол, квартиру мы снимаем, зарплата не такая большая, пока (или вообще) не можем позволить себе ребенка.

Экономические аргументы часто звучат и при обсуждении, почему пара не женится. В первую очередь, конечно, их используют мужчины: «На свадьбу денег нет, а семьи требуют полноценную церемонию со всеми вытекающими». Впрочем, многие сегодня в Иране женятся и без свадьбы — просто роспись в официальном органе. Но и тут все не просто. Согласно законодательству, при заключении брака стороны обязаны прописать мехрийе — своеобразный залог, который муж обязан выдать жене по первому требованию. Если мехрийе выдан не будет, жена имеет право обратиться в суд, и мужа посадят в тюрьму.

С помощью такой системы иранские законы гарантируют права женщин, ведь практически во всем остальном — включая право собственности на квартиру, право на опеку над детьми и так далее — муж в гораздо более выгодной позиции. Но отдать мехрийе он обязан, и не обязательно при разводе, а в любой момент, когда этого потребует жена.

Главная проблема с мехрийе в том, что и супруга, и ее семья часто настаивают на том, чтобы вписать в договор максимально большую сумму. Ее можно прописать в иранских туманах, в долларах или любой другой валюте, но обычно она фиксируется в золотых монетах (секке). В результате в брачном контракте часто оказывается сумма, которую муж просто физически не в состоянии предоставить по первому требованию (средний размер — 100 золотых монет, что больше 50 тысяч долларов), что может стать причиной для шантажа: если ты, милый муж, не сделаешь то, что я прошу, то я потребую мехрийе, а раз ты не можешь его выплатить, то ты сядешь в тюрьму. По состоянию на конец 2022 года из-за невыплаты мехрийе в иранских тюрьмах сидели 2300 человек[72]. Не каждый готов оказаться в таком положении, поэтому и жениться многие не торопятся. Ценности нового общества

Иранцев можно понять, когда они говорят, что не вступают в брак и не заводят детей из-за экономических проблем. Но фундаментальная причина кроется все же не в экономике, а в демографическом переходе. Иран в этом плане идет в ногу со всем миром — коэффициент рождаемости в Исламской республике в последние годы составляет около 2.0 при среднемировом показателе в 2.3. Отношение к детям и семье меняется везде, ключевая причина здесь — переход от доиндустриального и аграрного общества к индустриальному и постиндустриальному.

В традиционном обществе вплоть до XIX века необходимо было иметь как можно больше детей. Новый ребенок, особенно мальчик — новый работник, а чем больше работников, тем выше шанс семьи не умереть с голоду. Но в результате индустриальной революции общество перестало зависеть от погоды, урожаев и площади обрабатываемой земли — новые технологии позволили

производить пищу усилиями небольшого количества людей. Эти изменения в основном пришлись на XX век: в Российской империи на 1897 год 74% населения были заняты в сельском хозяйстве, а в России в начале 2021 года лишь 6%[73]. То же самое справедливо и для Ирана. В 1906 году количество людей, занятых в сельском хозяйстве, было эквивалентно 90% населения, а к 2021 году — лишь 16% (меньше, чем в среднем по миру, где этот показатель равен 23%)[74]. Сегодня рожать много, чтобы выжить, уже не нужно.

Более того, дети превратились в дополнительную экономическую нагрузку. В отличие от аграрного общества, где ребенок начинал работать с 14 лет, а то и раньше, сегодня взросление длится куда дольше. Ребенка надо обеспечивать, пока он не закончит школу, а то и вуз. Отсюда и формула «дети — это роскошь», справедливая сегодня для большей части стран мира.

Впрочем, иранский демографический кейс — не просто часть общемировой тенденции. Исламская республика потратила немало сил, чтобы снизить рождаемость в стране. Борьба за сокращение населения

В значительной части мусульманских стран во второй половине XX века число жителей выросло взрывными темпами. Причина — так называемый второй демографический переход. С приближением индустриальной и постиндустриальной эпох не только снижается рождаемость: падает детская смертность, а люди начинают жить дольше — за счет распространения лекарств, акушерства, вакцинации, антибиотиков и прочих благ цивилизации.

Второй демографический переход приходится на тот период, когда рождаемость по инерции еще высока, а детская смертность постепенно сокращается. В Европе процесс шел относительно плавно: новые медицинские технологии приходили постепенно, одновременно снижалась рождаемость. Однако во второй половине XX века достижения западной медицины становятся массово доступными и быстро проникают в развивающиеся страны. В этих странах падает детская смертность, увеличивается продолжительность жизни — а детей заводят все еще очень много. (Снижение рождаемости придет и в эти страны, но позже.) В течение жизни одного-двух поколений население может вырасти в два-три раза. По данным Всемирного банка, население Египта в 1980 году составляло 43 миллиона человек, в 2020 году — уже 107 миллионов. В 1991 году в ­Афганистане жило 10 миллионов человек, в 2020 году — 40.

Аналогичная история наблюдалась и в Иране, причем второй демографический переход во многом совпал с первым десятилетием существования Исламской республики, и не случайно. Достижения западной медицины начали активно проникать в страну еще в эпоху Пехлеви, особенно во время правления Мохаммада-Резы, но при монархии скорее оставались привилегией элиты, и у большей части населения к современным лекарствам и клиникам доступа не было из-за экономических барьеров и неразвитой социальной политики. Исламская республика быстро продвинулась в этом вопросе. В частности, у иранок появилась возможность бесплатно рожать в больницах. К тому же исламисты, придя к власти, запретили контрацепцию и призывали всех рожать больше детей — на тот момент эти призывы были куда эффективнее, чем в XXI веке.

В результате прирост населения, оформившийся еще при шахе, в первое десятилетие Исламской республики ускорился — несмотря на то, что почти все 1980-е годы страна пребывала в состоянии страшной войны с Ираком, численность жителей примерно за то же десятилетие подскочила почти в полтора раза: с 38 млн в 1980 году до 55 млн в 1990-м.

Такие темпы не только впечатляли иранское руководство, но и пугали. Что делать со всей этой молодежью? Экономический рост за ростом населения очевидно не поспевал — был риск оказаться в стране с миллионами нищих и безработных, а никакой власти такого не хочется. Чуть раньше с похожей проблемой столкнулся Китай, который с 1979 года ввел политику «одна семья — один ребенок».