Всем парням, которых я когда-либо любила
Шрифт:
– Вы едите или нет?
– Почему ты разъезжаешь на этом? – спрашивает Китти.
– Не бери в голову, Кэтрин, – отзывается Питер. – Просто залазь.
Мы с Китти переглядываемся.
– Я тоже? – спрашивает меня Китти.
Я пожимаю плечами. Затем откидываюсь назад, открываю входную дверь и кричу:
– Папочка, Китти едет со мной!
– Хорошо! – кричит он в ответ.
Как только мы встаем, из своего дома выбегает мисс Ротшильд в темно-синем костюме с портфелем
– Пять, четыре, три…
– Черт возьми!
Хихикая, мы бежим к минивэну Питера. Я сажусь на пассажирское сиденье, Китти забирается назад.
– Над чем вы смеялись? – спрашивает он.
Только я открываю рот, чтобы рассказать, из своего дома выходит Джош. Он останавливается и секунду пристально нас рассматривает, а затем машет. Я машу ему в ответ, а Китти высовывается из окна и кричит:
– Привет, Джош!
– Привет, – окликает Питер, перегнувшись через меня.
– Привет, – отвечает Джош. Затем садится в свою машину.
Питер тычет меня в бок и улыбается, а потом разворачивает автомобиль.
– Расскажите мне, почему вы, ребята, смеялись.
Пристегивая ремень безопасности, я говорю:
– По меньшей мере, один раз в неделю мисс Ротшильд бежит к своей машине и проливает на себя горячий кофе.
Китти добавляет:
– Это самая смешная вещь в мире!
Питер фыркает.
– А вы, ребята, садисты.
– Что такое «садист»? – желает знать Китти, просовывая голову между нами.
Я оттесняю ее назад и говорю:
– Пристегни ремень.
– Это означает, что вид страдающих людей делает тебя счастливой.
– О-о. – Она тихонько повторяет про себя: – Садист.
– Не учи ее дурному, – отчитываю я.
– А мне нравится, – протестует Китти.
– Видишь? – отвечает Питер. – Ребенку нравится. – Не оборачиваясь, он поднимает ладонь вверх, Китти наклоняется и бьет по ней от всей души, давая пять. – Эй, дай мне попробовать, что ты пьешь.
– Осталось совсем чуть-чуть, так что можешь допивать, – говорит она, передавая напиток, и Питер залпом осушает пластиковую бутылку.
– Вкусно, – произносит он.
– Он из корейского продуктового магазина, – сообщает ему Китти. – Их продают упаковками, а еще его можно положить в морозилку и взять с собой на обед в школу, тогда, когда будешь пить, он будет холодным и освежающим.
– Звучит убедительно. Лара Джин, захватишь мне один завтра утром? За оказанные услуги. – Я метаю в него злобный взгляд, и Питер добавляет: – Поездки! Я говорил о поездках. Блин!
– Питер, я принесу тебе йогурт, – говорит Китти.
– Вот это моя девочка!
– Если ты будешь подвозить меня в школу каждый день, начиная с завтра, – заканчивает Китти, и рука Питера соскальзывает на гудок.
32
Перед
– Лара Джин?
– Да?
Я выглядываю из-за дверцы, и вижу Лукаса Крапфа, одетого в ярко-голубой свитер с V-образным вырезом и хаки каменистого цвета.
– Оно у меня уже какое-то время… Я не собирался ничего говорить, но потом подумал, возможно, тебе захочется вернуть его обратно. – Он вкладывает розовый конверт в мою руку. Это мое письмо. Итак, Лукас тоже его получил.
Забрасываю его в шкафчик, строю себе в зеркальце рожицу, а потом закрываю дверцу.
– Ну, тебе, наверное, интересно, что все это значит, – начинаю я, тут же теряю свой боевой дух и мямлю: – Это, гм, ну, я написала его очень давно и…
– Тебе не нужно объяснять.
– Правда? Тебе не любопытно?
– Нет. На самом деле было очень приятно получить подобное письмо. Это такая честь для меня.
Я облегченно вздыхаю и оседаю, прислонившись к шкафчику. И почему Лукас Крапф такой чуткий? Знает, как подобрать нужные слова.
А затем Лукас одаривает меня наполовину гримасой, наполовину улыбкой.
– Но дело в том… – он понижает голос, – ты же знаешь, что я гей, верно?
– О-о, да, да, конечно, – отвечаю я, стараясь скрыть разочарование. – Естественно, я знаю. – Черт, Питер все-таки был прав.
Лукас улыбается.
– Ты такая милая, – говорит он, и я вновь оживляюсь.– Слушай, не могла бы ты никому об этом не рассказывать? Конечно, это уже известно, но как бы неофициально. Ты понимаешь, о чем я?
– Несомненно, – отвечаю я суперуверенно.
– Например, мама знает, но отец только догадывается. Я не говорил ему лично.
– Поняла.
– Я просто позволяю людям думать, что им заблагорассудится. Не чувствую себя обязанным объясняться перед каждым. Ну, ты же понимаешь, о чем я. Как человек смешанной расы, уверен, люди всегда спрашивают тебя, какой ты расы, верно?
Я не задумывалась об этом раньше, но да, да, ДА! Лукас абсолютно точно подметил.
– Определенно. Вроде, а зачем тебе это знать?
– Точно.
Мы улыбаемся друг другу. Это такое удивительное чувство – быть понятой кем-то. Мы идем вместе по коридору, у него урок мандаринского языка, а у меня – французского. В какой-то момент он спрашивает меня про Питера, и мне жутко хочется рассказать ему правду, потому что я ощущаю между нами некую связь. Но мы с Питером заключили пакт, где ясно написали, что никогда никому не расскажем. Фактически, это я настояла на этом условии, поэтому будет ужасно, если именно я его и нарушу. Так что, когда Лукас интересуется нашими отношениям, я просто пожимаю плечами и загадочно улыбаюсь.