Всем штормам назло

Врубель Владимир Абович

Опальный лейтенант Збышевский

Случилось так, что, просматривая юбилейный альбом, посвященный 50-летию подвигов защитников Севастополя в Крымской войне 1853–1856 годов, я обратил внимание на фотографию одного из героев обороны.

Это был снимок пожилого человека в гражданском костюме. Подпись под фотографией гласила: «Мичман В. И. Збышевский». Несоответствие звания и возраста понятно: указывалось то, какое имел защитник Севастополя во время войны. Смутило другое. Автор точно помнил, что в «Общем морском списке» — самом полном собрании послужных списков морских офицеров, — сообщалось, что лейтенант Владислав Иеронимович Збышевский скончался 1 октября 1863 года, а в официальной части «Морского

сборника» за 1863 год помещен приказ, которым лейтенант исключался из списков личного состава флота. Обычно это происходило в связи со смертью или переходом в другое ведомство, о чем сообщалось в приказе. Но в данном случае никаких пояснений не следовало. Заинтересовавшись этим несовпадением, я приступил к поискам в архивах.

Выяснилось, что на любую публикацию о Владиславе Збышевском наложил запрет еще император Александр II. В советское время этот запрет продолжал действовать. Более того, в переизданной в Санкт-Петербурге в 2003 году 14-й части «Общего морского списка» вообще исчез послужной список Владислава Збышевского и есть только послужной список его брата Иеронима. Похоже, что говорить об опальном лейтенанте не хотят и сейчас.

Поиск какой-либо информации занял несколько лет. Тем не менее мне удалось постепенно выяснить детали и подробности этой человеческой судьбы, похожей на авантюрный роман.

Владислав Иеронимович Збышевский (в семье он носил имя Феликс) родился в семье богатого польского помещика, который дал прекрасное образование своим детям. Оба его сына, старший Феликс и младший Иероним, свободно владели несколькими европейскими языками, обладали обширными познаниями в области точных наук. Старший из них решил стать моряком. Казалось, что ему открыта прямая дорога в Морской корпус, где воспитывалась элита русского флота.

Отец Збышевского имел графский титул, носил двойную фамилию Збышевский-Старжа, а корни его родословной уходили в глубь веков. Но поляков в Морской корпус не принимали. При этом официальных документов на сей счет не существовало, имелись только устные указания. Власть была острожной, не хотела оставлять следов.

За поляками, поступившими на государственную службу, велось секретное наблюдение. Когда командующий Черноморским флотом адмирал Михаил Лазарев в 1845 году предложил отменить слежку за флотскими врачами-поляками, то получил суровую отповедь из Петербурга. Слежку в конце концов сняли, но адмиралу, чтобы отбить охоту впредь выступать ходатаем в подобных делах, дали понять, что если выявятся связи флотских медиков с польской эмиграцией, его голова слетит первой, и это несмотря на благосклонное отношение царя к Лазареву.

Отец Збышевского был знаком с начальником Главного морского штаба светлейшим князем Александром Сергеевичем Меншиковым ещё с тех давних пор, когда они оба подростками жили в Дрездене. Он обратился к старому знакомому за помощью. Меншиков, умный человек и опытный царедворец, знал, что царь лично утверждает списки кандидатов в Морской корпус, и не хотел неприятных объяснений с самодержцем. Но и отказать графу он не мог. Адмирал предложил юноше поступить юнкером во флот. Юнкер флота числился в одном из флотских экипажей, носил особую форму и для производства в офицеры должен был сдать экзамены по программе Морского корпуса. При этом Меншиков посоветовал Збышевскому поступить юнкером не в Балтийский, а в Черноморский флот: там и офицеров нехватка, и от столицы подальше. Отец Феликса согласился, что это самый разумный вариант. Посовещавшись, решили также не упоминать о графском титуле и о второй части фамилии — Старжа. Изменили и имя. Решили назвать его Владислав, что звучало более привычно для русского слуха.

Так вместо Петербурга Збышевский оказался в Николаеве, где в то время находилось всё флотское руководство и была организована школа юнкеров.

Забавно, что одним из главных и неотразимых аргументов ее создания была непролазная грязь на николаевских улицах. Командир учебного экипажа

капитан 1-го ранга Павел Матвеевич Юхарин написал в рапорте начальству, что юнкера живут на частных квартирах и должны два раза в день приходить на занятия. Далее он делал вывод: «…принимая в соображение едва проходимую грязь, в это время столь обыкновенную в Николаеве, и дальнее расстояние их жилищ от казарм, люди эти, приходя уже утомленными, мало оказывают успеха на учениях. Следить же за теоретическими их занятиями и, в особенности за их нравственностью, я не имею никакой возможности, а потому полагал бы поместить всех юнкеров на казённое содержание, в казармах вверенного мне экипажа». Флотское начальство с Юхариным согласилось.

В марте 1850 года контр-адмирал Пётр Маркович Вукотич сообщил Юхарину о том, что начальник Главного морского штаба «изволил изъявить согласие на определение недоросля Феликса Збышевского в Черноморский флот юнкером». В дальнейшем его именовали только Владиславом. Вступительные экзамены будущий юнкер сдал так хорошо, что был сразу определён в выпускной курс школы юнкеров. Время учебы пролетело стремительно.

В феврале 1851 года после успешной сдачи выпускных экзаменов ему присвоили первое офицерское звание — мичман. К огорчению николаевских невест, новоиспеченного красавца-мичмана назначили в Севастополь, сначала на фрегат «Кагул», а затем на корвет «Пилад». Черноморский флот тех лет славился тяжелыми осенне-зимними плаваниями (на Балтийском флоте плавали в основном летом) и опасным крейсерством у абхазских берегов.

Первые годы службы молодых офицеров проходили постоянно в море, на берегу они бывали редко. Зато под руководством опытных командиров из них готовили настоящих морских волков. Збышевскому приходилось во время шторма карабкаться вместе с матросами по вантам на мачту, месяцами находиться в море, порой без горячей пищи, питаться солониной, пить дурно пахнущую воду, спать в сырой каюте. Но обо всем этом забывалось в те дни, когда над головой была бесконечная синь небес, а красавец-корвет с наполненными ветром белоснежными парусами с лёгким шипением разрезал темно-зеленые волны Чёрного моря. Романтика морской службы пленяла молодого мичмана.

Начало Крымской войны застало Збышевского в море. Корвет «Пилад» находился в крейсерстве у кавказских берегов и одним из первых принял участие в боевых действиях.

Турки вырезали русский гарнизон поста Святого Николая и построили там сильные укрепления. Экипаж корвета участвовал в перестрелке с турецкими батареями. Противник стрелял неплохо, и среди русских моряков были потери. Распорядительность и храбрость мичмана во время боя обратили внимание командиров. По возвращении в Севастополь ему объявили «монаршее благоволение», то есть личную благодарность царя.

Выходить в море больше не пришлось. Мощный паровой флот союзников не оставлял никаких шансов русским парусникам. Поэтому самые старые из них затопили, перегородив вход в бухту. С остальных сняли людей и орудия и направили на бастионы. Бои шли уже в Крыму, неприятель приблизился к Севастополю.

Из моряков сформировали десантные батальоны. Збышевского назначили в 3-й десантный батальон, в составе которого он прошел весь ад севастопольской обороны, находясь на переднем крае.

Збышевскому довелось воевать на Малаховом кургане и на самых опасных бастионах и батареях, где из-за огромных потерь по несколько раз менялся весь личный состав. За время севастопольских боев русский гарнизон потерял свыше ста тысяч человек. Мичману удивительно везло: у него не было ни царапины. Самые лихие и бесстрашные молодые офицеры, имена которых были широко известны среди защитников, и добровольцы из числа рядовых по ночам совершали дерзкие вылазки на передний край обороны противника. Збышевский, словно искушая судьбу, был непременным участником этих вылазок. Неизвестно, чем бы это для него закончилось, но вмешалось командование и запретило ночные вылазки из-за больших потерь молодых офицеров.