Всем штормам назло
Шрифт:
Барон отослал шифровку в Петербург. Там незамедлительно отреагировали.
В Балтийском море усилили эскадру адмирала Ендогурова, которая несла крейсерство у российских берегов, а на побережье развернули сеть наблюдательных постов, снабжённых телеграфом.
В Англии на ремонте находились клиперы «Алмаз» и «Жемчуг». Их командирам приказали перехватить пароход. Действовал и посланник. Получив соответствующие указания, барон Бруннов сообщил англичанам о контрабанде на «Ward Jackson», и те были вынуждены принять меры.
Но не дремал и Лапинский. О планах захвата парохода он узнал от сотрудника
Управляющий морским министерством Н. Краббе получил из III отделения сообщение: «При снаряжении в Темзе парохода “Ward Jackson” для польской экспедиции в Балтийском море, в Лондоне были русские военные корабли и некоторые офицеры имели сношение с Герценом и К, и когда пароход с инсургентами вышел в море, русские офицеры предупредили… что получено приказание захватить означенный пароход. Известие это тотчас же передано агенту польского правительства в Лондоне для принятия мер предосторожности».
Когда в Темзу вошел клипер «Алмаз», Лапинский справедливо рассудил, что в водах Англии ему ничего не грозит. Но вечером на пароход нагрянули английские таможенники и сразу направились к местам, где было спрятано оружие. Посоветовавшись с комиссаром «Жонда Народового» Демонтовичем, Лапинский приказал схватить таможенников и запереть их в трюме.
Дождавшись темноты, поляки снялись с якоря и двинулись вниз по течению. В устье Темзы высадили таможенников на берег в месте, где не было связи, а сами направились в Балтийское море. Им удалось миновать незамеченными клипер «Жемчуг», спешивший на помощь «Алмазу». На «Жемчуге» должность вахтенного офицера исполнял младший брат Збышевского, Иероним.
Повстанцы ликовали, полагая, что самый трудный этап позади. Они недооценили русскую разведку. Она устроила в проливе Большой Бельт наблюдательный пост. Как только «Ward Jackson» появился в проливе, русские агенты послали в Петербург телеграмму, в которой заранее оговоренным шифрованным текстом сообщили о пароходе.
Вариант прорыва повстанцев в Балтийское море учитывался русским правительством. Лапинский прибыл в Данциг, где немецкие фирмы должны были доставить на пароход артиллерию. Но там его ждал удар: русское посольство и русский военно-морской агент провели такую работу, что немцы не захотели даже разговаривать с поляками.
Понимая, что дальнейшее пребывание в Данциге, кроме неприятностей, ничего не принесет, Лапинский направился сначала в Копенгаген для пополнения припасов, а затем в Стокгольм, чтобы купить артиллерию. В Копенгагене с корабля дезертировали капитан и часть команды, но это не остановило полковника. Он очень рассчитывал на князя Чарторыйского: у того были связи в высших кругах Швеции.
По пути, в местечке Тельшо, как договаривались ещё в Лондоне, он взял на пароход Бакунина, недавно бежавшего из Сибири, и двух сопровождавших его бывших русских офицеров. Бакунин собирался стать во главе восставших крестьян.
Но, как только пароход вошел в Мальмё, на его борт поднялись шведские таможенники, сопровождаемые вооружённой охраной, и объявили об аресте судна.
Тогда Лапинский, у которого ещё оставались деньги на приобретение оружия, попытался высадить десант в Литве, в тылу русских войск, и поднять восстание в уже «усмиренных» районах. Он и Демонтович уговорили датчанина, владельца небольшой шхуны «Эмилия», сдать ее им в аренду для рыбной ловли. Датчанин не подозревал, с какой истинной целью собираются использовать судно так неожиданно свалившиеся на его голову «рыбаки».
«Эмилия» незаметно проскользнула между русскими судами, несшими охрану побережья. Она встала на якорь у небольшой рыбацкой деревушки, в 30 милях от Палангена. Посланные на берег разведчики доложили, что русских войск поблизости нет. Лапинский решил высадку десанта произвести ночью, посчитав, что видимость будет хорошей, так как наступили белые ночи. Но на Балтике погода изменчивая. Подул свежий ветер. Разумней было бы подождать, но нервы Лапинского, издерганные неудачами, не выдержали. Он заторопился, и это сыграло роковую роль.
Едва первый баркас с десантом, перегруженный вооруженными людьми, отвалил от борта, как свежий ветер стал штормовым. Большая волна перевернула баркас, и все находившиеся в нем люди, увешанные ружьями, патронами, снаряжением, мешками с продовольствием, камнем пошли ко дну. Погибли 25 человек. Лапинский и ещё семь человек спаслись, продержавшись в холодной воде около двух часов.
Было уже не до десанта, шхуну направили подальше от берега, чтобы переждать шторм. На острове Готланд им не разрешили сойти на берег шведские власти. Потрясённый случившейся трагедией, Лапинский был не в состоянии повторить высадку десанта. С оставшимися легионерами он ушел в Данию, чтобы оттуда сушей пробраться в Польшу.
Русское правительство очень серьезно отнеслось к попытке повстанцев начать войну на море, которая могла продлить восстание, действовало решительно и эффективно. Александр II писал великому князю Константину: «Если нам не удастся скоро усмирить мятеж, то последствия его могут быть для нас несоизмеримы, что не дай Бог»…
Письмо лейтенанту, составленное от имени «Жонда Народового», написал его близкий родственник, один из видных деятелей восстания, Северин Раковский. В письме предлагалось принять участие в восстании и вкратце объяснялось, чего от него ждут. Заканчивалось оно словами: «Будь здоров адмирал польского флота, который должен сначала создать, а потом командовать».
Передал его Збышевскому представитель «Жонда Народового» в Австралии, который набирал там добровольцев и собирал средства для помощи повстанцам. Збышевский ответил согласием, но бежать решил из Китая или Японии, где ввиду более оживлённого судоходства было легче избежать погони и быстрее добраться до Польши.
Вскоре, как и предполагал Збышевский, Попов направил отряд в Японию. В Нагасаки его ожидал пароходо-корвет «Америка», стоявший на ремонте. На флоте эту посудину называли «восьмым чудом света». Пароходо-корвет не обладал качествами ни боевого корабля, ни буксира, ни транспортного судна, хотя флотское начальство использовало его во всех трёх ипостасях.