Всем штормам назло
Шрифт:
Строители фрегата отделались легким испугом: слишком много высокопоставленных лиц было замешано в историю с вводом «Аскольда» в строй. За все расплатился жизнями и здоровьем экипаж судна.
Увы, в русской истории бывало, и не раз, когда морякам приходилось проявлять беспримерный героизм, рисковать и отдавать свои жизни не во время боевых действий, а в повседневной обстановке из-за бесстыжих людей на берегу, кому понятия долга и чести были не знакомы. Немало подобных примеров можно привести и сейчас. Некоторые традиции очень живучи.
В воспоминаниях, написанных много лет спустя, один из тогдашних сослуживцев Збышевского по «Аскольду» упомянул о том, что
В дальнем плавании, на судне, где большая скученность людей, где невозможно побыть одному, где все знают всё друг о друге, порой трудно сдержать раздражение и могут вспыхивать ссоры даже по пустякам. Всегда безукоризненно одетый, одинаково вежливый со всеми и внимательный, Владислав Иеронимович своим примером побуждал и других офицеров вести себя так же корректно. Автору не удалось найти ни одного воспоминания или официальной характеристики, в которых бы говорилось о недостатках моряка. Наверно, всё-таки он не был ангелом, но, видимо, недостатки меркли на фоне его достоинств.
Отгуляв положенный после дальнего вояжа отпуск, Збышевский вернулся в Кронштадт. Там его ждал приказ о назначении, с повышением по службе, старшим офицером корвета «Новик». В этой должности ему довелось побывать и на корветах «Богатырь» и «Рында». Его готовили в командиры судна. Корветы вошли в состав Тихоокеанской эскадры, командующим которой назначили А. Попова, старого знакомого Збышевского.
Во время перехода корвета на Дальний Восток старшему офицеру пришлось столкнуться с чрезвычайными ситуациями.
В Испании к командиру обратились местные власти и русский консул с просьбой о помощи.
На камнях острова Гомера разбился пароход «Кантабрия». Он вез в Мексику войска и пассажиров. Люди оказались без продовольствия и медицинской помощи. Операция по спасению была весьма рискованной из-за мелководья и отсутствия пристани.
Вот здесь-то и пригодился опыт, полученный Збышевским при переправе гренадерской дивизии через Буг. Спасли более 600 испанцев, в том числе женщин и детей, а также груз и имущество пассажиров.
По ходатайству благодарных военных и гражданских властей испанская королева наградила командира корвета и Збышевского. Император Александр II разрешил офицерам принять и носить награды. К русским наградам лейтенанта добавился испанский «Кавалерский крест ордена Карла III».
Стоянка в Санта-Крус, затянувшаяся из-за истории с «Кантабрией», едва не закончилась так же печально, как у злосчастного парохода.
Командир съехал на берег для окончательных расчётов с консулом, а вернуться назад не смог из-за налетевшего с гор шквала. Ему оставалось только с тревогой наблюдать, как корвет несёт на скалы. Збышевский распоряжался на мостике. По его команде экстренно стали разводить пары и отдали оба якоря. Один якорный канат лопнул, а оставшийся якорь не мог удержать судно — корвет продолжало сносить. Скалы с кипящими у их подножья бурунами неумолимо приближались. Наконец заработала машина, и фрегат
По прибытии в Японию корвет по приказанию адмирала Попова направился в Аян, а затем к Шантарским островам для сбора сведений о действиях иностранных китобоев в Охотском море, что беспокоило русское правительство. Справедливости ради необходимо заметить, что, кроме беспокойства, никаких иных результатов не было. Из бесед с капитанами китобойных судов Збышевский узнал, какие невиданные прибыли получают иностранцы, уничтожая китов в русских водах. Порой в Охотском море собирались даже не флотилии, а целые армады в количестве свыше двухсот судов. Хищническое истребление морских гигантов вело к их резкому сокращению. Все богатства вывозились из русских вод бесконтрольно. Как патриота, Збышевского это возмутило. Но ещё больше он был потрясён, услышав рассказы жителей прибрежных деревень о бесчинствах экипажей китобоев и увидев собственными глазами следы их «деятельности». Под впечатлением он написал большую статью в «Морской сборник», чтобы привлечь к этой проблеме внимание правительства и общественности. Он писал, что иностранцы ведут себя на берегах Охотского моря как завоеватели: «… оставляют после себя следы, напоминающие, если не древних варваров, то, по крайней мере, татарские и запорожские пожоги». Статья имела большой общественный резонанс, да и в наше время её часто цитируют.
Между тем отношения России с западными державами становились все более напряжёнными из-за событий в Польше, где началось восстание. Чтобы принудить Англию отказаться от намерений военного вмешательства, русское правительство провело удачную военно-дипломатическую операцию. Суть ее состояла в скрытой отправке в США Атлантической эскадры контр-адмирала Степана Степановича Лесовского и Тихоокеанской контр-адмирала Андрея Александровича Попова. Рассредоточившись в мировом океане, Тихоокеанская и Атлантическая эскадры могли создать серьезную угрозу английскому торговому судоходству. Англичане это поняли, и разговоры о военном вмешательстве в польские дела, о чем не стесняясь писала английская пресса, утихли.
Адмирал Попов, готовясь к развитию событий, устроил в Шанхае смотр эскадр, после которого заменил некоторых командиров и старших офицеров. Острые на язык моряки назвали этот смотр «Шанхайским погромом».
Ни у кого не вызвало сомнения, что одним из новых командиров будет Збышевский, но, к всеобщему изумлению, Попов вместо Збышевского назначил Владимира Григорьевича Басаргина, племянника управляющего Морским министерством вице-адмирала Николая Карловича Краббе.
Смена командиров без согласования с министерством вызвала резкую реакцию в Петербурге, а назначение племянника просто взбесило министра, не питавшего никаких иллюзий в отношении своего близкого родственника.
«Худшей услуги Вы мне, почтеннейший Андрей Александрович, не могли оказать», — возмущённо написал он Попову.
Тому пришлось письменно оправдываться, объясняя, почему он обошел Збышевского: «…Збышевский, трудно придумать какое-либо из достоинств, которого бы он не имел, тем не менее, корвет, на котором он служил старшим офицером, пришел последним из трех и был слабее своих товарищей; общее же мнение, безусловно, отдавало ему не только первую вакансию, но корвет “Богатырь”, как моему старому сослуживцу, а потому несколько месяцев не в обязанности капитана, а старшего офицера, на самом корвете, куда он теперь назначен, принесет ему и мне несомненную пользу, а меня избавит от нарекания в пристрастии».