Всем спокойной ночи

Вайнер Дженнифер

Над тесной группкой мамаш пронесся некий звук, и нужно отметить, что это не было фырканием недоверия. Это был чуть слышный звук, издаваемый женщинами, полезшими в свои узорчатые шелковые пакеты под памперсы для того, чтобы достать оттуда бумагу и ручку или карманный компьютер и записать, где нашли телохранителя и есть ли там еще.

Я вздохнула и сунула руки в карманы. Мамочки встали в кружок, а я, как всегда, осталась извне. Я надеялась, что пробуду королевой не просто на один день, а хотя бы до конца недели, но Сьюки явно узурпировала мое место. Оба канала, и шестой, и десятый,

показали интервью с ней в шестичасовом выпуске новостей. Она выдала очень веские и здравые суждения: Китти была доброй, Китти была очень умной, Китти была прекрасной матерью, и какая это ужасная потеря для нас для всех.

Однако я заметила, что она была не настолько убита шоком и печалью, чтобы не забежать в салон Стивена для укладки.

Через десять секунд полдюжины мамаш открыли полдюжины герметизированных коробочек с едой и вынули полдюжины результатов изучения теории здорового питания. Пейтон отщипывал маленькие кусочки соевых стручков, приготовленных на пару. Чарли Гвиннелл жевал овощные пирожки, Тристан и Изольда закусывали девятизерновым хлебом, намазанным соевой ореховой пастой.

Рысью прискакала моя троица и выжидающе уставилась на меня. Я разыграла целый спектакль, роясь в своей большой хозяйственной сумке и делая вид, будто на самом деле я не забыла положить туда все, что надо, а может, рассчитывая, что Фея бутербродов навестила нас ночью.

Все, что я нашла — два леденца от кашля и половинку подтаявшего батончика «Нестле».

— Хм…

— На, — сказала Сьюки, деловито распределяя четвертинки бутербродов. — Я прихватила лишние.

Пока дети ели, я подкатилась к Кэрол Гвиннелл в надежде, что она как единственная мамаша на детской площадке, чей размер тоже зашкаливает за сорок четвертый, может испытывать ко мне родственное влечение.

— Ты знаешь какого-нибудь хорошего адвоката в городе? — постучав ее по плечу, спросила я.

Кэрол закрыла пакетик с нарезанным сладким перцем и протянула бумажную салфетку своему сынишке Чарли.

— Какой специализации?

— Который занимается завещаниями. Когда у нас появились дети, мы с Беном составили завещание. Но теперь… после всех этих событий… я хочу сказать, что не хочу никого пугать, но кое-что мы хотели бы изменить, и думаю, что сейчас, после всех этих событий…

Она кивнула, серьезно глядя на меня бледно-голубыми круглыми глазами.

— Ты слыхала о Кевине Долане? — спросила я, стараясь, чтобы имя друга Филиппа и адвоката няни Лайзы прозвучало небрежно.

— Конечно. — Она посадила своего Чарли на качели. — У него офис в старом викторианском доме на углу Элм и Мэйн-стрит. Он нормальный мужик.

Кэрол облизнула обветренные губы и придвинулась ко мне.

— Сьюки сказала, что ты разговаривала с няней Китти.

Я кивнула.

— И ты говорила с Филом?

— Отнесла ему пирог. Хотела выразить свои соболезнования. — Я решила, что пока не стану углубляться в описание того, как Филипп одновременно хотел выяснить, была ли счастлива его умершая жена, и в то же время искусным маневром направлял меня к своему супружескому ложу.

Браслеты Кэрол позвякивали

громче приглушенных голосов наших мамочек, тихо обсуждавших, какой канал лучше рассказывал об убийстве Китти и сколько репортеров звонили к ним домой. Время от времени чей-нибудь голос взмывал вверх:

— Пейтон! Играй там, где я тебя вижу!

— Тейт! Не ешь землю!

— Он к тебе приставал? — прошептала она.

— Кто? Фил? — изобразила я изумление.

Молочная кожа Кэрол вспыхнула, и она облизала губы.

— О нем всякое говорят.

Я вытаращила глаза и перешла на шепот:

— А к тебе приставал когда-нибудь?

Румянец Кэрол стал еще интенсивнее. Она кивнула головой, водя мыском алой балетки по пупырчатому прорезиненному мату под качелями.

— Он ко всем приставал.

Я выразила преувеличенное недоверие.

— И к Лекси? И к Мэрибет?

Кэрол пожала плечами и запустила пальцы в тонкие рыжие волосы.

— Филипп пытался поцеловать меня три года назад на рождественской вечеринке. Но мы стояли под омелой, так что, может быть…

— Ничего себе. Бедная Китти.

Она яростно закивала и подтолкнула качели Чарли с излишней энергией.

— Все это так печально.

Софи подбежала ко мне и подергала за руку.

— Мама, Сэм и Джек никого не пускают на горку.

Когда я уговорила мальчиков слезть с горки, Кэрол вернулась в коллектив мамаш.

Двадцать минут я протолкала качели с Софи, исполнившей «Польку Пегги» шесть раз. Наконец я лестью убедила мальчиков слезть с качелей, разместила всех в машине, подъехала к ближайшему мини-маркету и купила соки и крекеры с арахисовым маслом, так напичканные консервантами и гидрированными жирами, что один лишь взгляд на информацию о пищевой ценности продукта свалил бы среднестатистическую мамашу Апчерча в обморок.

Итак, весь город знал, что у Филиппа Кавано блудливые глаза и болтливый язык, и он отнюдь не горел на работе в своем морском страховании.

Я выехала с парковки, чувствуя дрожь удовольствия, вслед за которой нахлынула сокрушительная волна вины. Удовольствие при мысли, что жизнь прелестной Китти Кавано была далеко не такой уж распрекрасной и продуманной, как мне казалось ранее. Чувство вины явилось следствием этого удовольствия.

Она мертва, думала я, сворачивая на Мэйн-стрит. Мертва, и ее маленькие девочки будут расти без матери. И только настоящее чудовище может испытывать удовольствие, думая о чем-нибудь как-то с этим связанном.

Офис адвоката Кевина Долана располагался в белом здании викторианского стиля. Неброская деревянная рисованная вывеска украшала дом с дверями из толстого стекла в свинцовой оправе на углу Элм и Мэйн-стрит. Я мазнула по губам губной помадой и проверила, чтобы кошечка на пластыре, которым я заклеила лодыжку, была спрятана под носком.

— Могу я вам помочь? — спросила секретарь, когда я ввела Сэма, Джека и Софи в помещение, которое когда-то было гостиной.

Я усадила детей перед камином с мраморной каминной доской в кресла с вышитыми подушечками и бросила им взгляд, в котором ясно читалось: «Вести себя хорошо!»