Всходил кровавый Марс: по следам войны
Шрифт:
— Ой, поломало меня, перебило всего...
— Исстрадался, как в пекле чёртовом!..
Вместе с солдатами теперь приходят и мужики, жалкие в своём внезапном убожестве погорельцы.
От бесконечного потока людей, рассказов и стонов, от едкой вони и жалоб я убегаю в садик за перроном. Здесь в большинстве — легкораненые. Жуткие крики почти не доносятся сюда. Долго брожу по дорожкам среди нарядных клумб из красных пионов, темно-синих ирисов и пудреных анютиных глазок, затянутых в бархатную амазонку. Потом опускаюсь в изнеможении на землю, смотрю на темнеющее небо и устало прислушиваюсь к беседам.
— Ну и поезд, — говорит насмешливый голос. — У нас в шахтах дорога лучше.
— Без неё ещё хуже, — наставляет другой. — Хоть полегоньку, а переправляют и раненых и пленных.
— Пленных? — насмехается
— Дай ты мне орудию подходящую, я твоего немца живо с ероплана ссажу...
— Тебе все подай... А немца учить не надо, он сам научит. У него, брат, башка — не твоей ровня, без помехи работает...
— Оттого и бьют нас, что понятнее никаких не имеем... Мучительно вслушиваюсь в последний голос. Не то знакомый, не то какой-то странный, неуловимый. И говорит что-то похожее на бред или сказку:
— Того не скажи, того не сделай... Наяву такого не вытерпеть... А то гляжу: что такое?.. Лезет с палатей домовик... Лапой на пол ступает... А лицо — как есть командир... Дай, думаю, штыком ребра пощекочу... Обернулся — домовой. «Ты, — грит, — меня не замай. Ещё твоё время не пришло...» А я своё думаю: дай-ка штыком пырну... Только вижу я: кровища из него рекой льёт...
И — будто во сне — такое видится: пошёл домовик лугом... то собакой прикинется, то словно дымок бежит... Стой, думаю, не уйдёшь... Да за ним, да за ним... Размахнулся да штыком как пырну: пропадай, поганая сила!.. «Аты кто будешь?» — «А, я из ейного штаба...» И бородой — дрыг... Как дрыгнул он бородой, так разом морок и соскочил... Вижу: сидит баба. Титьки, как ведра. Языком кровь лижет... Я — хвать за глотку. Да руками тискать. Да коленкой на грудь...
— Ваше благородие! Ваше благородие! — тормошит меня фельдшер. — Тяжёлых много. Новую партию привели.
— Офицеры что делают? — спрашивает приехавший с донесением ординарец Ковкин.
— Брюхо наживают, — насмешливо отвечает взводный Федосеев.
В том безоружном и бездейственном состоянии, в каком мы находимся сейчас, армия, разумеется, потеряла всякое боевое значение. Пылающие деревни, взорванные мосты, падающие от усталости лошади и плачущие бабы — это все признаки разбойничьей банды, а не воюющей армии. Солдаты с насмешкой считают теперь полки не по штыкам, а по едокам.
— У нас, — посмеиваются они, — теперь за главнокомандующего каптенармус.
Армии нужны залпы, грохотанье пушек, военные операции. Если этого нет, армия начинает отступать, то есть совершает вынужденные походы под давлением неприятеля. Чтобы отступление не сделалось бегством или сплошным погромом, нужна железная энергия командиров и обдуманная тактика штабов. Ни того ни другого у нас нет. Есть только желание генералов сделать вид, что они воюют и выполняют какие-то собственные хитроумные планы. Для этого производятся бесцельные переброски, для этого загоняются ординарцы, для этого устраиваются преступные инсценировки сражений и без конца накапливаются людские резервы. Миллионы штыков, за полным отсутствием патронов, давно превратились в миллионы прожорливых едоков. А толпы новобранцев, дружинников, ополченцев, сотни тысяч рабочих рук все выкачиваются и выкачиваются из недр деревенской России. Колоссальная силища глоток, ног и желудков запружает наши давно обессиленные железные дороги, объедает, как саранча, прифронтовые села и города. Ничему не обученные, ни к чему не пригодные, с палками вместо ружей, они превращаются в мародёров, погромщиков и сами добывают себе и провиант и фураж, по их собственному определению, «за на кулак поглядение». И все это для того, чтобы сделать их игрушкой штабных Неронов, факелом, сожжённым во славу российских генералов. Без плана, без надобности, без всякого смысла десятки тысяч безоружных мужиков швыряются в огненное хайло войны. Во имя наград и карьеры воздымается факел «наступления». Идейная мясоедовщина всех рангов сознательно посылает на убой десятки тысяч «серой скотинки». Госпиталя и приёмные покои наполняются вагонами искалеченного мужичьего мяса. И в результате строго продуманное предательство, оплаченное тысячами солдатских жизней, превращается в жарко-патриотические реляции о двух захваченных пулемётах. А после короткой передышки вся эта мрачная комедия снова разыгрывается
№ 1
«Командующий армиями приказал приложить самые тщательные меры к сбору винтовок во время боев.
Запас заручного оружия в армии иссяк, и для вооружения прибывающего безоружного пополнения единственным источником является сбор оружия во время боев.
9-й армейский корпус, от 26 апреля 1915 г.»
А дабы в голову «безоружного пополнения», присылаемого на Фронт с голыми руками, не закрались вредные мысли, дабы ненависти и ярости посылаемых на убой мужиков дано было должное направление, тут же публикуется и приказ.
№2
«Копия с копии. Секретно. В дополнение к приказу от 30 апреля 1915 г. Главный начальник снабжения армии Юго-Западного фронта. 2 мая 1915 г. Г. Люблин. Командующему 3-й армии.
По полученным дополнительным сведениям, нижние чины евреи, находящиеся в обозах и в тыловых учреждениях и пользующиеся под предлогом служебных надобностей правом свободного проезда в Россию, провозят не только письма, но и посылки, чем устраняют просмотр оных. Во избежание сего крайне нежелательного и политически вредного явления, вновь подтверждается приказание главнокомандующего о немедленном переводе всех без изъятия евреев нижних чинов, годных к строевой службе и находящихся ныне в тыловых учреждениях, в запасные батальоны, в коих выдержать их для обучения 6 недель, после чего отправить в полки, где иметь под особым наблюдением.
Об изложенном сообщается для зависящих распоряжений. Подлинное за надлежащими подписями.
Старший адъютант подпоручик Кронковский».
Бухгалтерия прозрачная, как слеза младенца. Винтовок нет; винтовки надо беречь.
Мужиков ненужный избыток. Чем меньше будет мужиков, тем меньше претендентов на дворянские земли. Война есть кратчайший путь к смерти.
Было бы неэкономно и глупо не воспользоваться этим путём, чтобы с наименьшими усилиями переправить в мир, идеже несть ни бунтов, ни аграрного вопроса, лишний миллион мужиков, когда к услугам немецкая артиллерия, бесплатно берущая на себя роль перевозчика Харона.
Прибавить в придачу к мужикам лишнюю тысячу беспокойных евреев никогда не мешает.
Все просто и ясно, как приходо-расходная книга. Винтовки — в приход, мужиков и евреев — в расход. Скачите, ординарцы, трубите новое наступление!
В первом часу ночи, когда все уже лежали в кроватях, неожиданно вошли командир 42-й парковой бригады подполковник Ленартович из Янова и заведующий артиллерийским питанием в Белгорае Мусселиус. Оба явились от инспектора артиллерии с требованием, чтобы ежедневно от нашего управления и от управления 44-й парковой бригады спешно доставлялись в Янов сведения о наличном количестве снарядов. А так как Янов соединён телефоном со штабом корпуса, то сведения эти по телефону будут немедленно передаваться инспектору артиллерии, который сам будет распределять снаряды между всеми шестью парковыми бригадами корпуса: 5, 42, 44, 70, 9-й мортирной и 4-й тяжёлой.
Базу нов в одном нижнем белье срывается с постели и, носясь из угла в угол, громит инспектора артиллерии:
— Да что он себе думает, этот... умный инспектор?! За дураков нас считает? Мало мы ординарцев заганиваем, так теперь ещё в Янов гнать! Этак у меня все лошади околеют. Что же, снарядов от этого прибавится, что сведения будут в Янов посылаться? Все это только для волокиты, чтобы казалось, что что-то делается. А снарядов нет и не будет! Думают обманом глаза замазать. Присылают по полтора патрона в неделю и хотят ими насытить все парки!!!