Всходы Власти
Шрифт:
Поразмыслив, я решил эту проблему, создав то, что назвал кругом смерти. Семнадцатилучевая звезда, на каждом луче которой находилась одна из жертв. А в центре — подвешенная жертва, которой я должен выпустить кровь. Убийство одной жертвы приводило к смерти ещё семнадцати путём сложного ритуала, призванного непросто умертвить их, но и вытянуть силы смерти, передавая её в кровь первой, ключевой жертвы.
И таких звёзд выходила тысяча… Всё ещё много, но я должен успеть раньше, чем реки крови засохнут. Обязан успеть.
Когда-то мой таинственный благодетель сказал мне,
Но специально для этого ритуала по обретению бессмертия, я создал особую мантру. Не для себя: для адептов, что перекуют мою душу… Во что-то. Я так и не смог понять конечную цель и структуру, и даже Имматон не помог мне это перевести. Что выступят орудием, способным создать бессмертного.
Я хорошо знал язык древних мастеров смерти, которому меня научил демон. Ориентировался в нём, почти как в родном, пусть иногда некоторые понятия и ускользали от меня. По его словам, это была больше дань традициям, чем реально полезная вещь, как часть ученичества…
Разумеется, Улос так же его учил, как и его ученики. Но для того, что я задумал, этого было мало.
Я был хорошим учеником и потому знал, что слова не так важны как намерения, и потому я создал подходящую мантру на языке людей Тиала. Слишком рискованно было читать что-то на языке смерти в месте, наполненном силой смерти и пропитанном жертвенной кровью под завязку. Нет, если бы я сам её читал, я бы не ошибся. Но менее опытные адепты — могут.
Это даже не было требованием или условием ритуала, не было частью расчётов, что провёл для меня Имматон. Но интуиция, шестое чувство самого опытного мастера смерти среди людей говорило мне, что так будет правильно. Именно так всё получиться.
Быть может, кто-то другое и высмеял бы меня сейчас, говоря, что высокому искусству магии смерти не нужны слова, и что даже примитивные шаманы дикарей используют своих духов молча. Кто-то сказал бы, что язык людей Тиала никогда не использовался в искусстве смерти, потому что люди этого мира едва познакомились с ним, и не имеет мистической силы.
Возможно, и правы были бы те, кто сказал так. Но я был уверен: когда речь идёт о чём-то, что столь похожем на поистине концептуальную магию, важная каждая песчинка, каждая мысль, каждое слово.
Сегодня всё было готово. Семнадцать тысяч жертв были надёжно закреплены и ждали своего часа. И семнадцать верных мне адептом смерти заняли свои места в центральном бассейне для крови.
Я медленно, бережно провёл руками по символам, вырезанным в камне. Их вырезали почти два месяца, и я тщательно следил за каждым завитком, заставляя переделывать, если мне что-то не нравилось. А затем потратил много литров крови пленных, смешав её со своей, чтобы нанести поверх вырезанных фигур нужные письмена.
Тяжёлая работа, что заняла долгие дни. Но я не доверил бы её никому другому, кроме себя.
Это был пасмурный, но не дождливый день. Всё небо было затянуто хмурыми облаками, не давая пробиться ни
Мне подойдёт. Я не планировал торжественно одеваться: подобные мелочи меня совсем не волновали. Но Улос специально раздобыл где-то роскошную чёрную мантию, с бирюзово-синей и золотистой вышивкой.
Он считал это важным, и всеми силами пытался убедить меня надеть именно её. Порой я терялся в догадках, кто из нас двоих больше волнуется за мой жизнь… Я послушал старика. Мантия оказалась на диво удобной. Самое то для тяжёлой работы.
Я достал свой старый, сделанный ещё давным-давно костяной стилет. Тот совсем не выглядел потёртым… Совсем простой, из кости загонщика с рукояткой из мёртвого дерева. Казалось, со временем он стал лишь крепче. Иногда мне казалось, что кинжал сам давно превратился в своеобразную нежить. Им я впервые принёс в жертву человека. Сколько людей было убито им? Сотни? Тысячи? Я не вёл счета. Так или иначе, сегодня он пополнится настолько обильно, что дальше уже некуда.
Вдохнув всей грудью прохладный воздух северных гор, я вонзил костяной стилет в сердце первой жертвы, и тут же, почти мгновенно выдернул, расширяя рану. Затем быстро зашагал к следующей.
Пять секунд, чтобы быстрым шагом дойти до следующей звезды. Ещё пять, чтобы вскрыть грудь следующей жертвы… Я работал как заправский мясник, не делая остановок. Сознание сузилось до одной задачи, а лица людей слились в сплошной поток плоти, искажённой гримасами боли.
Я двигался по сужающейся спирали ритуала, а медленные потоки крови лились по желобам, превращаясь в полноценные красные реки, наполняя центральный каменный бассейн, на дне которого было вырезано семнадцать сложнейших ритуальных кругов, в каждом из которых меня ожидал верный соратник. Не знаю, сколько времени это заняло. Несколько часов, по меньшей мере. Я не считал время… Но однажды, сделав шаг в сторону очередной жертвы, я понял, что они закончились.
Кольцо замкнулось. Запах крови и смерти витал в воздухе, но я настолько привык к нему, что почти не замечал. Правая рука почти онемела, отзываясь болью в мышцах.
Не теряя больше ни мгновения, я прошёл к центральному кругу-бассейну, где крови набралось почти по колено, и внимательно осмотрел собравшихся адептов. Те стояли бледные и хмурые, но на лицах читалась только решимость.
Первые восемь мест заняли мои королевские рыцари. Шимуль настоял на этом, сказав, что они точно примут на себя удар, как подобает рыцарям королевств, ведь именно они шли за мной с самого начала. Я согласился.
— Начинайте. — приказал я.
Седовласый рыцарь, когда-то бывший наёмников, чётко кивнул и заговорил:
— Кто связаны кровью…
Шестнадцать голосов вторили ему, когда Шимуль вонзил кинжал себе в сердце. Рыцарь был одновременно мёртв и нет: глаза словно закатились, меняя цвет на антрацитово-чёрный. Но он остался стоять, застывший на грани: уже не живой, но ещё не рассыпавшийся в прах, высшая нежить, созданная ради одной-единственной цели: быть проводником, быть инструментом, точкой фокуса, что создаст бессмертного.