Вспомни о Флебе
Шрифт:
Они находились в двадцати пяти тысячах километров над покрытой снежной коркой планетой. Их коммуникатор излучал на круговую область в несколько десятков километров в поперечнике, лежащую в центре между двумя застывшими водными рукавами, придававшими полуострову лёгкую талию. Там был вход в туннель, там жили Оборотни. Хорза знал, что он не ошибается, но ответа не было.
Здесь смерть, думал он постоянно. И будто какая-то часть холода планеты заползала ему в суставы.
— Ничего, — сообщил Вабслин.
— Хорошо. — Хорза сжал руками в перчатках ручки управления. —
«Вихрь чистого воздуха» распростёр свои деформирующие поля вокруг пологой кривой планетарной шахты тяготения и осторожно двинулся вниз по её склону. Хорза выключил двигатели, оставив их в готовности на аварийный случай. Сейчас он в них не нуждался и скоро не будет нуждаться совсем, как только увеличится градиент тяготения.
«ВЧВ» падал на планету с постепенно увеличивающейся скоростью и готовыми к старту ядерными двигателями. Хорза следил за экранами, пока не убедился, что они на верном курсе. Планета будто слегка поворачивалась под кораблём.
Потом он расстегнул ремни безопасности и вернулся в столовую.
Эвигер, Нейсин и Доролоу сидели в скафандрах, крепко пристёгнутые. Перостек Бальведа тоже была пристёгнута; в толстой куртке и таких же брюках. Её голова торчала из мягкого ворота белой рубахи, а просторная матерчатая куртка была наглухо застёгнута до самой шеи. На ней были тёплые сапоги, а на столе лежала пара кожаных перчаток. У куртки был даже маленький капюшон, откинутый сейчас на спину. Хорза не знал, почему Бальведа выбрала эту мягкую и бесполезную имитацию космического скафандра: чтобы дать ему понять, что у неё его нет или неосознанно, от страха и стремления к безопасности. Юнаха-Клосп сидел на стуле, пристёгнутый к его спинке.
— Я надеюсь, — сказал он, показав на потолок, — что мы больше не переживём такого воздушного циркового номера, как в последний раз, когда ты летел сквозь ту кучу металлолома.
Хорза проигнорировал его слова.
— Мы ничего не слышали от мистера Адеквата, поэтому, кажется, спустимся все, — сказал он. — После посадки я сначала схожу один, чтобы выяснить, как дела. Когда вернусь, решим, что делать.
— То есть ты решишь… — начал робот.
— А если ты не вернёшься? — спросил Эвигер. Робот издал шипящий звук, но тут же смолк. Хорза посмотрел на игрушечную фигурку старика в скафандре.
— Я вернусь, Эвигер, — сказал он. — Уверен, на базе всё в порядке. Я попрошу их разогреть для нас еду. — Он улыбнулся, хотя чувствовал, что был не особенно убедителен. — Как бы то ни было, — продолжал он, — в невероятном случае, если что-то не в порядке, я сразу отправлюсь назад.
— Только помни, Хорза, что этот корабль — наша единственная возможность снова покинуть планету, — сказал Эвигер. В его глазах стоял страх. Доролоу посмотрела на Хорзу, коснулась рукава его скафандра.
— Полагайся на Бога, — сказала она. — И ничего не случится. Правда, Хорза? Хорза кивнул.
— Да, с нами ничего не случится. Всё будет хорошо. Он повернулся и снова ушёл на мостик.
Они стояли в высокогорном снегу и смотрели на летнее солнце, тонущее в красном
— Возможно, это летний день, — сказала она. День был прекрасным, температура значительно ниже точки замерзания, но достаточно мягкая, чтобы можно было снять рукавицы и откинуть капюшоны. Её тёплый затылок лежал в его ладони, а блестящие тяжёлые волосы гладили тыльную сторону руки. Она подняла на него взгляд. Какая белая кожа, как кость.
— Опять у тебя этот взгляд, — тихо сказала она.
— Какой? — спросил он, обороняясь, хотя знал это.
— Далёкий. — Она взяла его ладонь, поднесла её к губам, поцеловала и погладила, будто маленькое беззащитное существо.
— Ты всегда его так называешь.
Она посмотрела прочь от него, на темнеющий красный шар солнца, заходящего за горную цепь.
— Это то, что я вижу, — сказала она. — Я уже узнала твои взгляды. Я знаю их все и знаю, что они значат.
Он немного разозлился, что она считает его таким легкопредсказуемым, но признался себе, что она права, по меньшей мере частично. Она не знала о нём только то, чего не знал он сам (но такого, подумал он, было ещё очень много). Возможно, она знала о нём больше его самого.
— Я не отвечаю за свои взгляды, — сказал он мгновение спустя и сделал из этого шутку. — Сам иногда удивляюсь им.
— И что ты делаешь? Ты удивишься сам себе, если уйдёшь отсюда?
Полыхающий закат втёр в её лицо фальшивые краски.
— Почему ты так уверена, что я уйду? — Он раздражённо сунул руки в карманы толстой куртки и уставился на полусферу исчезающей звезды. — Я же всегда говорил тебе, что счастлив здесь.
— Да, — сказала она. — Ты всегда говоришь это.
— Почему я должен хотеть уйти?
Она пожала плечами, шевельнула рукой и положила голову на его плечо.
— Яркие огни, толпы людей, интересные события, новые лица.
— Я счастлив здесь с тобой, — сказал он и положил ладони ей на плечи. Даже в толстой стёганой куртке она выглядела стройной, почти хрупкой.
Она помолчала, потом сказала совсем другим тоном:
— …И это может быть. А теперь поцелуй меня.
И она с улыбкой повернула его лицо к своему.
Он поцеловал её и обнял. Глядя поверх её плеч на землю, он увидел что-то маленькое и красное, двигавшееся по истоптанному снегу к её ногам.
— Посмотри-ка!
Он отпустил её и нагнулся. Она присела рядом с ним, и они вместе смотрели, как крошечное, в форме палочки, насекомое медленно и с трудом ползло по снегу: ещё одно живое, двигающееся существо на пустом лице этого мира.
— Это первое, которое я вижу здесь, — сказал он. Она с улыбкой тряхнула головой.
— Ты просто не обращал внимания.
Он зачерпнул насекомое ладонью и поднял, прежде чем она успела ему помешать.
— Ой, Хорза… — сказала она, и с коротким отчаянным всхлипом её голос прервался.