Встреча на Галактоиде

Мандалян Элеонора Александровна

– Всего через сто лет на Земле научатся делать такие аппараты?

– И даже чуть раньше. Мы их постоянно совершенствуем.

– Здо-ро-во...
– задумчиво проговорил Карен.
– Но как вы обо мне узнали? Как нашли меня... маленьким? Неужели все-таки двойник...

– Так ведь в наших венах течет одна кровь, и связь наших... двойников, как ты называешь, никогда не прекращается.

– А вы называете их как-то иначе?

– Видишь ли, человек - существо сложное. Он не только то, что мы видим и слышим. Одна его часть ходит по земле, живет, радуется, грустит, любит. А другая... Все

мы - дети космоса, и наши связи с ним гораздо сложнее, чем мы сами можем предположить. Двойник человека - как бы его второе, космическое "я". Он знает, что было и будет, у него уже есть весь тот опыт, которым тебе только предстоит овладеть. И если тебе суждено стать выдающимся математиком, так, можешь поверить, этот математик уже сейчас живет в твоем двойнике. Иначе как бы я нашел тебя среди миллиардов жителей Земли?

– А... двойник еще заговорит со мной?

– Не думаю. Двойники редко так открыто проявляют свое присутствие. Разве что раз в семьдесят шесть лет.

– Почему именно в семьдесят шесть?
– не понял Карен.

– Взгляни в иллюминаторы!

Карен послушался и... замер от неожиданности. В крайнем иллюминаторе показалось ярко сверкающее пятно овальной формы. Оно быстро перемещалось... ("Вдоль горизонта", - сказал бы Карен, но на горизонт тут рассчитывать не приходилось.) Вскоре пятно переместилось от первого иллюминатора к четвертому, протянув через все четыре широкий пылающий хвост. Карен вскочил с кресла и прижался к стеклу. Зрелище было удивительное, ни на что не похожее. Ослепительно яркое тело и непостижимо длинный огненный хвост, перечертивший все видимое пространство.

– Вот она какая, комета Галлея!
– сказал Карен, не отрывая взгляда от уносящейся прочь космической гостьи.
– Я видел ее рисунки, фотографии. О ней много говорили по телевидению.

– Молодец, мальчик, это именно она, - одобрил человек в зеленом комбинезоне.
– Она-то и посещает нас раз в семьдесят шесть лет, подходя так близко к Земле, что создает магнитные возмущения в ее магнитосфере. А это в свою очередь вызывает разного рода аномалии. Сегодня она подошла особенно близко, это и позволило нам с тобой встретиться. Но только что мы проводили ее в обратный путь. Теперь Земля успокоится, и все встанет на свои места.

– Как жаль, что все встанет на свои места, - вздохнул Карен.
– Скажи, ты не отнимешь у меня память обо всем том, что со мной произошло? Было бы ужасно обидно.

– Не отниму, - улыбнулся тот. И свет этой улыбки показался Карену ярче и теплее сияния ледяной путешественницы, умчавшейся в пустоту.

– Земля!
– крикнул он, снова бросаясь к иллюминатору. И тихо, из-за перехватившего горла волнения, повторил: - Земля...

Она показалась ему брошенным на произвол судьбы глобусом с отломленной подставкой, на котором забыли начертить меридианы и параллели, забыли вонзить через полюса стальную ось с пластмассовыми наконечниками.

– Смотри, мальчик, смотри, как выглядит твой дом со стороны, - вдруг очень торжественно заговорил хозяин галактоида, поднимаясь с кресла и подходя вплотную к иллюминатору.
– Она похожа на космический корабль, который, вращаясь, несется по своей вечной орбите со скоростью... Как ты думаешь, с какой скоростью мчится Земля вокруг Солнца?

–

Я не знаю, - признался Карен.

– Ее скорость огромна. Почти тридцать километров в секунду. А ну-ка посчитай, сколько это будет в час?

Карен некоторое время сосредоточенно шевелил губами, потом сказал, дивясь полученной цифре:

– Сто восемь тысяч километров в час! В тысячи раз быстрее самого быстрого самолета! Невероятно! Как же мы не чувствуем этого? Сидим себе спокойно в школе, дома, уверенные, что все стоит на месте...

– Ну да, а Солнце и Луна, обслуживая нас, заботливо бегают вокруг планеты...
– улыбнулся правнук Карена.
– Это уже было... много лет назад.

– Да-да. Теперь мы вроде бы все знаем, - а все равно не верится. Даже то, что не Солнце вокруг нас, а мы вокруг Солнца. Так хорошо и приятно, когда утром оно выплывает из-за холма, а вечером прячется за дальними высотными домами.

Теперь галактоид направился в облет планеты, и Карен неожиданно для себя вдруг испытал прилив восторга и нежности к этому огромному голубому шару, на котором живут люди, на котором есть место и ему.

– Мы возвращаемся, - сказал он.
– Как хорошо! Как хорошо, что мы возвращаемся. Планеты, которые мы видели, и комета Галлея тоже удивительные! Я запомню их на всю жизнь. Но они мертвые!
– Он повернулся к своему собеседнику, и на его лице отразилась, может впервые в жизни, совсем не детская боль.
– Они мертвые. На них не может жить человек. На них никто не живет. Мы одни! Эта Земля - наш единственный дом. Мне почему-то страшно...

Ставший совсем огромным шар медленно поворачивался под ними.

– Смотри!
– сказал Карен-старший (старший пока, на галактоиде).
– Под нами океан. Ему нет конца. Мировой океан занимает... как бы ты думал, сколько?
– И сам ответил: - Больше семидесяти процентов всей поверхности Земли.

– Семидесяти процентов!
– поразился Карен.
– Значит, суши остается всего тридцать.

– Но и это еще не все. А теперь прими сушу за единицу и считай: тридцать три процента суши - горы. Двадцать процентов - пустыни. Десять процентов - ледники... Взгляни! Вон один из них. Мы как раз пролетаем над Антарктикой.

Карен, неотрывно смотревший в иллюминатор, увидел большое белое пятно с неровными краями, совсем как на контурной нераскрашенной карте.

– Итого - шестьдесят три процента непригодной для жизни Земли. Вот и получается, что даже из оставшихся тридцати процентов суши человеку отведена лишь одна ее треть. Сколько это в процентах?

– Десять! От всей огромной Земли всего десять процентов!
– удивился Карен. И добавил: - А если бы сосчитать в процентах, сколько это будет от всех планет Солнечной системы!..

И тут большой, ярко блеснувший над Землей шар привлек его внимание.

– Луна, - сказал Карен-старший.
– Такой ты видишь ее впервые. Она обращена к Земле всегда одной и той же стороной. Сейчас она перед нами как бы с изнанки.

– Как Арарат. Его мы тоже видим всегда с одной и той же стороны, потому что он в Турции...
– заметил Карен-младший.
– А что там темнеет внизу?

– Сахара. Самая большая пустыня на Земле.

– Из тех двадцати процентов, на которых нет места человеку?