Встреча с чудом
Шрифт:
И опять за всем этим зазвучало море: мечта жила, шевелилась в душе.
«Скоро уже, скоро», — подумала Ася.
Она села на камень, охватила колени и долго смотрела, как Грузинцев ощупывал, остукивал, изучал могучие напластования гранитов.
А в это время Славка изнывала на таборе. Здесь было тихо, пусто, знойно и мучила уйма кровожадных слепней. Солнце накалило палатку, в ней невыносимо душно, хоть бери веник и парься.
Лучше бы уж пойти в маршрут, весь день лазить по горам, по чащобе, чем вот так умирать от безделья, зноя, слепней и одиночества.
Солнце так жгло, будто навели на Славку огромное увеличительное
Несколько раз она продиралась в комариную чащу, отыскивала спутанных лошадей, гнала их к дымокуру, поила, давала им овса.
На минуту ее развлекла драка трех ястребов. Два небольших нападали на крупного. Они пронзительно пищали и то бросались вверх, то чертили молниеносные зигзаги вниз.
Потом Славка заготовила топливо для костра. Время, казалось, остановилось, растаяло в зное. От нечего делать взяла учебник английского языка, принялась зубрить слова, потом написала письмо отцу с матерью.
Так она и жила в этот день без моря. Лес для нее был просто лесом, небо — небом, костер — костром, и ничего не звучало, не пело за ними...
Без черемухи
Пять дней геологи остукивали молотками камни и обнажения, уходя далеко от лагеря. На шестой день Палей, Космач и Ася двинулись по ключу к Чаре, обследуя горные отроги, а Петрович, Славка и Комар шли параллельно с ними, описывая соседнюю гряду сопок. Обе группы двигались в сторону основного лагеря. Грузинцев, Посохов и Бянкин погнали к нему навьюченных лошадей.
— Через три дня жду вас, — сказал Грузинцев. — Придете, будем перебираться на другое место.
Уходили, взяв только рюкзаки да чехлы от спальных мешков.
Впереди шел Космач, облепленный паутиной.
— Эх, матушка-тайга, потеснись-ка! — кричал он.
Деревца трещали, ломаясь, щелкали. Космач радовался, что идет с Асей, что может прокладывать ей путь, переносить через речки.
Потом по звериной тропе вошли в старый, больной лес. Стволы покрылись белой, скользкой плесенью. В хмурых лесных недрах было странно глухо и тихо. Птицы здесь не жили. Заболоченную землю усеяло множество павших берез. Ася ступала на них, и нога ее проваливалась: под белой корой была одна труха. Среди чащ и буреломин выпирали огромные камни, обросшие мхом. Сыро, мертво. И даже редкие цветы не веселили в этом умирающем лесу.
Несмотря на трудный путь, Ася чувствовала себя хорошо. Ей радостно было ощущать силу и ловкость собственного тела. Быстрый ход, прыжки через колодины, каждое движение доставляли удовольствие, точно она не шла, а танцевала.
Ася гордилась, что она, как заправский геолог, идет среди девственной тайги. И что на спине ее рюкзак. И что он тяжелый. Именно такой вид имели девушки-геологи, которых она знала по кино.
Часто попадались следы лосей, кабанов.
В одной пади, где были теплые ключи, наткнулись на большие заросли черемухи. Эти заросли выходили к устью ключей. Белые клубы облаками нависали над Чарой, ложились прямо на воду. Кругом все пропахло черемухой. По реке густо плыли белые лепестки. В черемуховых зарослях они сыпались и сыпались веселым цветопадом. Иногда Космач рывком сотрясал дерево, и тогда на Асю обрушивалась душистая метель. Ася стояла, засыпанная лепестками, и смеялась, а восхищенному Космачу хотелось сграбастать все эти деревья и огромнейшей охапкой свалить к ее ногам.
— Прийти в такие заросли лунной ночью да с девушкой, да еще с такой, как вы! Ах, хорошо! Хоть и старомодно, но все же хорошо, — как всегда почти на ухо говорил Палей, стараясь
— Ну, что вы за человек, Палей? — удивилась и засмеялась Ася.
— Пардон! Я и забыл. Есть вещи, о которых не спрашивают. Предрассудки! Проще нужно жить. Проще на все смотреть. — Он хотел застегнуть пуговицу на ее куртке, но она отвела его руку.
— Нет, вы, должно быть, считаете меня полной дурочкой! — насмешливо сказала Ася. — Разговаривая со мной, вы несете всегда такую околесицу, что только диву даешься. Честное слово, я немного умнее, чем вы думаете. А вам не стоит быть глупее, чем вы есть.
Палей посмотрел на нее растерянно, а потом густо покраснел, как человек, неожиданно попавший впросак.
— Вы правы, Ася. Я, должно быть, немного недооценивал вас, — сознался он.
Когда они начинали разговаривать, Космач мрачнел и все крушил на своем пути. Он довольно громко ворчал:
— Не мылься! Катись комком.
До вечера Палей был сдержан, говорил мало, он усердно занимался делом. И от этого стал гораздо приятнее и лучше.
«И ведь не дурак он, — думала Ася. — И, наверное, среди ребят неплохой парень, а вот с девчатами какой-то пошловатый».
Весь день Палей стучал молотком, рассматривал осколки в лупу, описывал в дневнике обследованные участки и обнажения. Работал он медленнее, чем Грузинцев, и порой, как казалось Асе, неуверенно.
Для ночлега выбрали отлогий берег, к которому подступал сухой бор. На галечной косе распалили костер. Палей устроился на большом и плоском, точно жернов, камне, приводил в порядок записи в дневнике, Космач пошел рыбачить на тихом плесе, а Ася отыскала укромное местечко с чистым, теплым песком, разделась и легла. Усталое тело приятно обдувал свежий ветерок. Баюкая, урчала и бубнила в камнях пустынная река. Она бросала текучее золотое зарево на тайгу, склонившуюся над струями. Ветви, жадно припадая к несущейся воде, чмокали, точно пили. А Чара шаловливо теребила деревья за зеленые бороды.
Солнце уползало за сосны. Ася, раскинув руки, смотрела в небо. Она не видела тайгу, реку, землю. Она видела только огромное небо и оранжевые облака.
Ей показалось, что она колышется в воздухе, ее, как перышко, несет ветерком. И так удивительно было это ощущение невесомости и полета, что Ася засмеялась. Скорее бы, скорей добраться до моря, ступить на палубу своей мечты. Наверное, когда все задуманное свершится, тогда будет так же счастливо и светло. Ей уже надоели волнения, тоска, дорога. А может быть, жизнь не интересна без этих тревог? Да и жизнь ли это без борьбы? Разве благодушное прозябание — счастье? Ася вспомнила рассказ Чемизова о каком-то Шошине, которому даже на Марс лететь не хотелось. Скука зеленая! Если сердце живое, оно всегда будет желать, волноваться, ненавидеть, любить. «Пусть — лисицы, и пусть — тайга, и пусть — дорога и рюкзаки. Да здравствует дорога!» — сказала мысленно Ася. Пришел к одной мечте, иди к другой. И так всю жизнь.
Она вскочила, отряхнула с голых ног песок и бросилась в воду. Вода была хрустальной и холодной, и Ася вскрикнула, присела: виднелась только ее голова. Низко над рекой пронеслась утка-шилохвость. У нее была длинная шея и длинный острый хвост. Она вильнула в глухую протоку.
— Хорошо, хорошо, — говорила Ася реке. — Ты, Чара, таежная красавица... Все ключики, все лесные речоночки заманиваешь к себе. Река в лесу — это здорово! Петляешь по дебрям, журчишь под деревьями. И никто тебя не грязнит.