Встреча с пришельцем (сборник)
Шрифт:
— Татьянина работа, — развел руками молодой мастер, не вынимая булавки изо рта.
— Ее, — подтвердили остальные.
— Беда с ней, — вздохнул заведующий, — не знаю, что и делать. И способная, и работящая, но иногда может такое отмочить… А ну, зовите ее сюда!
Девушка лет двадцати в джинсах и мужской рубашке с галстуком-бабочкой глянула на меня большими синими, как у куклы фабрики «Победа», глазами и стыдливо опустила их.
— Испортить новый костюм! Костюм труженика! — воскликнул заведующий так патетично,
Девушка отвернулась к стене и стала ковырять изящным пальчиком штукатурку.
— Ты только первые шаги делаешь в самостоятельной жизни, а о тебе вон уже фельетон собираются писать! Да после этого вся твоя трудовая биография будет навсегда запятнана!
Я чувствовал себя негодяем, злодеем, палачом. Хотелось успокоить девушку, даже извиниться перед ней.
— Стоимость костюма мы, конечно, высчитаем из твоей зарплаты, — продолжал заведующий. — Поголодаешь пару месяцев — будешь знать, как портить людям вещи, не говоря уж о настроении!
Плечики девушки начали вздрагивать от сдерживаемого рыдания…
Вот так всегда, думал я, спускаясь по лестнице: когда ты уверен, что материал у тебя в кармане, обязательно что-то должно помешать. В данном случае мне мешала жалость. Жалость к симпатичной девушке. Действительно, кто из нас застрахован от ошибок? Разве имею я право доставлять столько неприятностей девушке за ее единственный и случайный промах? В конце концов, критическую заметку можно и про один гастроном написать, решил я, подходя к кабинету директора гастронома.
— Слышал, знаю про этот уникальный случай, — скорбно кивнул директор. — Я объявил выговор этой работнице. А раз уж редакция заинтересовалась, то, ясное дело, одним выговором тут не обойтись.
Он снял телефонную трубку:
— Позовите Хропунскую… Это Хропунская?.. Ну вот, дорогая, и закончилась твоя торговая карьера — допрыгалась… Все это никакого значения не имеет! Маме своей можешь рассказывать про настроения и самочувствие. А тут главное — чтоб покупатель был доволен. И плакать не надо, слезы не помогут. Мне из-за тебя неприятности не нужны. Или давай извиняйся перед товарищем корреспондентом, или вылетишь отсюда, аж дым пойдет!
Директор повесил трубку. Вздохнул:
— Бедная девочка. Дома у нее неприятности, поэтому и обвесила покупателя. Но мы, понятно, никаких тут скидок не делаем. Обвесила — значит, будь здорова! Правда, на ее иждивении старенькая тетя. Что с ней будет! Но раз уж дошло до статьи в газете — будем гнать без разговоров.
Открылась дверь, и вошла девушка в джинсах, с глазами большими и синими…
Это была Таня, которую я только что видел этажом выше, в ателье по ремонту одежды.
— Вот она, грубиянка! Мы не потерпим тебя в коллективе, даже если твоя бедная тетка…
— Хватит, Андрей
Когда я уходил, Таня догнала меня:
— Если будете писать, не забудьте отметить, что образ «бедной девочки» — мое изобретение. Благодаря моей прекрасной игре в ателье ни один клиент не потребовал книгу жалоб. Все прощали любой брак. А директор гастронома попросил, чтобы я по совместительству и ему помогала таким вот образом…
— Обязательно отмечу, — пообещал я.
Чем больше стараешься, тем хуже выходит — эту парадоксальную формулу творчества я вывел для себя еще на первых порах газетной работы. И всякий раз убеждался в ее правильности, когда пытался написать как-то по-особенному, лучше, чем всегда.
Я заканчивал третий вариант фельетона, но чувствовал, что это не то. Выходило длинно и нудно. Может быть, оттого, что писал левой рукой — правая все еще не слушалась, — может, от необычной обстановки: хата бабы Христи никак не вдохновляла на творчество. Короче говоря, не получалось.
Только я собрался засесть за четвертый вариант как пришел Коля.
— Добрый день, сосед! — весело приветствовал он меня.
— Привет, привет, — ответил я.
— Баночку вмажем? — подмигнул Коля, торжественно выставляя на стол «Портвейн красный».
— Что-то настроения нет.
— У вас нет настроения пить? — удивился он.
— А у тебя, наверное, для этого дела настроение есть всегда? — сказал я, пряча бумаги. В конце концов, напишу завтра — никто же меня в шею не гонит!
— Разве требуется настроение, чтобы выпить стаканчик вина? — пожал плечами Коля.
— Назовем это не настроением, а желанием. Тебе сейчас очень хочется выпить?
— Сейчас? Ну, не то чтобы очень…
— Вот видишь, не хочется. И мне не хочется. Чего же мы будем пить?
— А я разве вас заставляю?
— Главное, дружище, себя не заставлять в таких вещах. Тебе не хочется, а ты пьешь. Зачем?
— Ну, не говорите. В этом что то есть. Какой-то подъем появляется. На разговоры тянет.
— По-моему, ты и так не из молчунов.
Может, вы лектор и проводите беседы на антиалкогольные темы? — спросил Коля и захохотал.
— Самому стало смешно. Разве я похож на лектора?
— Нет, совсем нет. Вы пташка высокого полета, и это сразу понял.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что надо, — подмигнул Коля. — Во всяком случае, тут нас объединяет одно — все мы боимся милиции. Вон Семей Яковлевич на что храбрый, а услышал незнакомый женский голос в сенях, аж зубами застучал. А потом, когда оказалось, что женщина ошиблась адресом, воды попросил. Ему показалось, как он объяснил, что та женщина из милиции. Сейчас их там много работает — женщин.