Встречи на Сретенке
Шрифт:
– Маловато, наверно.
– В том-то и дело... Ладно, Володька, ты заходи как-нибудь просто так, без дел. Посидим, вспомним школу...
– Обязательно, Рая, - пообещал он и попрощался.
Вечерняя Сретенка, точнее, уже ночная, была почти безлюдна, и Володька, успокоенный обещанием Раи, шел не спеша, покуривая... Главное - выиграть время, а там Гошка и сам что-нибудь придумает. Не такой он, чтобы за мелочь в тюрягу попасть. Но простят ли финку? Холодное оружие, как сказал майор. Есть статья определенная. Но по-человечески-то должны понять, что для них, фронтовиков, не холодное оружие это, а память
По дороге он думал, что скажет на суде в защиту Гошки, если не сработает контузия. Вспомнил, сколько "языков" приволок Гоша, как бесстрашно и спокойно собирался в поиск, с улыбочкой колдуя над пятаком - орел-решка, - как не раз, легко раненный, отказывался идти в санроту, отлеживался несколько деньков в землянке, а потом сам предлагал: "В порядке я, командир. Можно меня в дело". Да что там, ордена и медали сами за себя говорят. Должен учесть это суд.
На другой день в половине десятого Володька был у здания нарсуда на Сретенке. Вскоре подошла Надюха, подурневшая, с припухшими глазами, но подмазанная, поздоровалась молча за руку. Гошу привели два милиционера - на скуле ссадина, в зубах папироска, вид бодрый. Не верит, видать, что за такую малость, за обыкновенную драчку в пивнухе, могут его, орденоносца и лихого разведчика, засудить.
– Чего ты? Порядок будет, - буркнул он Надюхе.
– И тебя взбаламутила? спросил Володьку.
– Ты, Гошка, про контузию не забудь. Ведь не помнишь ничего, что вышло? сказал Володька четко, чтобы Гошка усек значение этих слов.
– Конечно, не помню, убей меня бог, - сразу же сообразил тот.
– Так и говори. Понял?
– с напором произнес Володька.
– Как было, так и скажу, - подмигнул он, таясь от милицейских взглядов, но те на разговор ноль внимания - не уголовщина тут, а простое хулиганство.
Дав Гоше докурить папироску, они повели его в здание суда. Надюха и Володька за ним. Подошли к залу номер четыре, а там на двери уже бумажка, какие дела будут разбираться. Пробежал Володька глазами: "Селюков Георгий Иванович по обвинению по статье 74 ч. I", и ойкнул обрадованно статьи за ношение холодного оружия не было! Значит, майор в протокол про финку не записал! Хорошим мужиком оказался. Отлегло от души, хотя 74 ч. I грозила годом с лишением московской прописки после отбытия.
Но вот вызвали в зал. Гошку милиционеры провели за барьер - на скамью подсудимых, а Надюха с Володькой в зале уселись, поближе к суду. Там и свидетели обвинения, помятые, с подбитыми физиономиями, которым, на Володькин взгляд, только одного хотелось до смерти - опохмелиться. Володька подсел к ним: - Как же он вас троих один?
– спросил он.
– Ловкий, гад, - промычал тот, кто постарше.
– Что же вы в милицию сразу? Сами накостылять не смогли?
– Да мы ему дали, - сказал молодой.
–
– Так он разведчик бывший, - сказал Володька.
– Оно и видно. Приемчики применял.
– Ребята, - начал Володька, - засудят же парня. Давайте придумаем что. Ну, подрались по пьянке, а кто виноват, кто начал, не помним. После суда выпьем как следует, освежим голову.
– Конечно, все пьяные были, но он первый задрался. Ко мне прицепился...
– Чего там счеты сводить, - положил Володька руку на плечо пострадавшего.
– Разопьем мировую, и все дела. Ну как?
Но ответить тот не успел, вышла секретарша и:
– Встать, суд идет.
Все поднялись, потом сели, когда судья, приятная молодая женщина, с заседателями за дубовым столом устроилась. Ну, и началась процедура...
– Подсудимый Селюков, расскажите, что произошло вчера вечером в пивной.
Гошка поднялся, сделал невинное лицо и честные-пречестные глаза.
– Ничего не помню, граждане судьи. Ей-богу! Помню, как в пивную зашел, а дальше ничего.
– Сильно пьяные были?
– Нет. В том-то и дело. Всего сто пятьдесят перед этим выпил. А в пивной как затмение нашло. Утром в отделении проснулся, говорят, в суд собирайся, а я, хоть убей, ничего не понимаю.
– На фронте были?
– А как же! Всю войну в разведке! Награжден орденами и медалями. Жена принесла мою орденскую книжку. Покажи, Надя.
Надюха подошла к судейскому столу, выложила. Судья рассмотрела, передала заседателям.
– Что же произошло? Вы так хорошо воевали, столько наград и... хулиганство?
– спросила судья, поправив красивые рыжие волосы.
– Так говорил я, не помню ничего, - развел руками Гошка.
– У вас были ранения, контузии?
– Голос судьи был мягок и доброжелателен.
– И не упомню сколько!
– воскликнул Гошка.
– Вот тут мой бывший командир сидит, скажет... И контузия сильная была, без памяти несколько ден валялся.
Володька встал, хотел было выступить, но судья сделала ему знак рукой, чтоб сел, и стала шепотом о чем-то совещаться с заседателями. Володька почти успокоился. Понравилась ему судья, ее спокойный голос, и не верилось, что такая приятная особа засудит Гошку. Пошептались с заседателями, судья поднялась, поднялись и все.
– Суд принял решение направить обвиняемого Селюкова на судебно-медицинскую экспертизу. Из-под стражи освободить. Взять подписку о невыезде. Получите направление, Селюков.
Сияющий Гошка подошел к судейскому столу, взял направление... Из суда вышли все вместе. И "пострадавшие" тоже.
– Что же вы, лярвы, в милицию меня?
– не зло, а скорее добродушно спросил их Гошка.
– Да ладно, айда в шалман - угощаю, а там поговорим.
В пивной на Сретенке пробыли недолго. Гоша поставил "пострадавшим" по стопке и по пиву, уговорил их не показывать насчет того, что матерился. Тогда, разъяснил он им, будет просто драка, а ежели мат, то хулиганство, статья 74, год лишения верняком и прощай, Москва. Ребята, опохмелившись, подобрели и обещали насчет матюжка свои показания изменить, которые в милиции давали, пьяные были тоже, не помним, дескать, что подписывали... Расстались друзьями...