Встречи на Сретенке

Кондратьев Вячеслав Леонидович

Адвоката Володьке порекомендовал Сергей. Тот запросил три тысячи и уверял, что дело в горсуде выиграет. Володька как мог ободрял Надюху.

– Брось ты меня успокаивать. Я так думаю: рано или поздно все равно Гошка в тюрьму угодит. Непригодный он для мирной жизни, а пьяный - вообще дурной... Знаешь, бивал он меня...
– говорила Надюха.

– Что же раньше не сказала? Вправил бы ему мозги, - возмущался Володька.

– Ну да, вправил... Из-за тебя и выходило все. Дура была, что рассказала...

Посоветоваться

насчет Гошки зашел Володька к Толику Лявину. Тот уже не стоял за стойкой - завел буфетчицу, а сам пополнел, поважнел и не предложил Володьке стопку или пива, как делал это раньше.

– За три тысячи никакой стоящий адвокат не возьмется, - заявил Лявин, когда Володька рассказал про Гошку.
– Это дело на десять кусков. А таких денег у тебя нет.

– Разумеется, нет.

– Нечего тогда и затевать... Жаль, конечно, Гошку, но сам, дурак, виноват. Мы с ним только одно дельце наладили, и вот тебе на...

– Какое?

– Закуски-то в моем заведении нет, так он вяленую рыбку обещался поставлять. По десятке за штуку пошла бы. Разумеешь?

– Чего тут не разуметь, - усмехнулся Володька.
– Ты, как вижу, процветаешь?

– Это только начало... Деньгу поднакоплю, тогда развернусь. Тогда погуляем, - добавил он, хлопнув Володьку по плечу, компенсируя этим "погуляем" зажатое сегодняшнее угощение.

От Толика Володька направился к Сергею поговорить об адвокате, стоит ли вообще брать. Сергей встретил его своим обычным "салют", крепко пожал руку и провел в комнату. На письменном столе лежала груда учебников.

– Штудирую, - показал Сергей на книги.
– Столько позабыл, даже страшно. Понимаешь, только в тридцать окончу институт, два года аспирантура, защита уже тридцать три будет... Черт побери, столько потеряно времени! И самые лучшие годы!.. Ну и что тебе этот Гоша?
– спросил Сергей, когда Володька рассказал о разговоре с Лявиным.

– Как что? Он же был моим разведчиком, - удивился Володька небрежности, с какой произнес это Сергей.

– Именно был. Теперь он тебе никто.

– А фронтовая дружба навек?
– усмехнулся Володька.

– Да, она была. И на войне, наверно, нужна. Но война-то окончилась, Володька! Зачем тебе теперь этот бывший урка? Что общего? Настоящая дружба требует какого-то одинакового интеллектуального уровня. А с Гошкой только водку пить, больше ничего.

– Он был моим разведчком. Мы вместе под смертью ходили, - упрямо повторил Володька.
– Такое не забывается.

– Ладно, не будем спорить. Ты просто пока не можешь уяснить, что война окончилась и все, что с ней связано, уходит в прошлое. И слава богу, кстати. Наступило другое - настоящая жизнь! Соображаешь?

– Для меня и та была настоящая, - возразил Володька.

– Может быть, может...
– махнул рукой Сергей, потом обернулся к нему: Тебе что, нравилось на войне?

– Не то слово, Сергей...

На войне я ощущал свою значимость. Понимаешь?

– Не понимаю! И не принимаю!
– выпалил Сергей.
– "Значимость" пушечного мяса.
– Он горько рассмеялся.

– Я не был "пушечным мясом", - покачал головой тот.
– Я был личностью, от которой много зависело.

– Но фактически ты был винтиком военной машины, - разгорячился Сергей.

– Не знаю... Я этого не ощущал.

– Выходит, не желаешь быть винтиком?
– не отставал Сергей.

– Вообще неверно это, по-моему.

– Ого, - засмеялся Сергей.
– Наконец-то слова не мальчика, а мужа! Все-таки, Володька, мы были самыми умными в классе и кое в чем разбирались даже тогда, на заре туманной юности...

Надюха и Володька медленно брели по Каланчевке из горсуда. Адвокат не помог, и приговор районного суда оставили в силе. Гошка помахал им рукой со скамьи подсудимых, довольно бодро улыбнулся - где наша не пропадала - и был уведен милицонерами. Надюха всплакнула, но вскоре оправилась и сейчас шла с Володькой более или менее спокойная.

– Зайдешь?
– спросила она, когда подошли к дому.

Он согласился... На кухне столкнулся с Егорычем, варившим картошку.

– Ну как?
– но, увидев их лица, махнул удрученно рукой.
– Загремел, значит, Гошка... Ты, Надюха, особо не расстраивайся. Не пара он тебе и буянил часто.

– Проходите ко мне, Николай Егорыч, четвертинка есть, - пригласила она.

Глазки Егорыча поживели, и он ждать себя не заставил. На троих четвертинки было маловато, и, выпив, они сидели, понурив головы, и помалкивали, в общем, как на поминках. Егорыч, правда, пытался успокаивать Надюху, говоря, что найдет она еще себе, но та отмахивалась.

– Бросьте, дядя Коля... Чего уж там, - а потом, горько рассмеявшись, добавила: - "Где уж нам уж выйти замуж, я и так уж вам уж дам уж".

Володька попробовал улыбнуться, но не вышло. Посидев еще недолго, он распрощался.

– Не забывай меня, лейтенантик, - сказала Надюха.

– Слушай, черт бы вас подрал! Что произошло?
– с досадой спросил Виктор по телефону, позвонив Володьке поздно вечером.
– Я только ввалился, и вот номер.

– Тоня, значит, вернулась?

– Давно. Но почему-то не звонила тебе? Ты что-нибудь оторвал?

– Ничего я не "отрывал"... Ей кто-то позвонил, ну и я...

– Психанул?
– перебил Виктор.

– Да нет... Просто... знаешь... Тоня, наверно, поняла, почему я ушел.

– Ты очень ясно выражаешься, - насмешливо заметил Виктор, а потом скомандовал: - Придешь завтра. И не вздумай брыкаться.

...На другой день Володька отправился на Пироговку со смутным, неясным чувством напрасности этой встречи и с боязнью, что Тоня опять заведет речь про Юльку.