Вся история Фролова, советского вампира
Шрифт:
– Вы даже не представляете себе, насколько.
– Но вы не должны ъасстраиваться. Вы совеъшенно необыкновенная. У вас всё будет очень хоъошо. Я увеъен. Но, в къайнем случае, у вас всегда есть выход.
– Конечно, всё образуется, вы правы. Я не должна раскисать.
– Тамаъа Боъисовна, если вам нужно будет от всех убежать, спъятаться… В общем… Я давно вам хотел сказать. Только не смейтесь. Я буду ждать хоть десять лет, но если вы ъазочаъуетесь в жизни… Выходите за меня замуж. Я хоъоший. Понимаете? Я нелепый, стъанный, я всё въемя говоъю какую-то чепуху. Но я хоъоший. Я бы ни за что не ъешился с вами так говорить. Но это вино. Я ъедко пью и напился, по-моему. Послушайте меня. Дъугого случая вам это сказать у меня не будет. Я понимаю, что для вас это неожиданно. Но вы подумайте. Я самый пъеданый. Самый добъый.
Да… и тут Тамара Борисовна не выдержала, по ее щекам покатились довольно крупные слёзы.
– Тамъа Боъисовна, что с вами? Я вас обидел?
– Да что же это такое? Да что же это такое? – она совершенно спокойно это произнесла.
– Извините меня! – Бадер пришел в ужас.
– Да за что? Не обращайте внимания… Про атмосферу, подкрученную: вы очень правильно сказали. И сами ее тут же и подкрутили. Но, Виталий Маркович, вы, оказывается, поэт. Я серьезно говорю, без иронии. У меня нервный срыв, не обращайте внимания. Как тут люди открываются с неожиданной стороны… Вряд ли я выйду за вас, честно скажу, но… вы – рыцарь. Что-то вроде Дон-Кихота. Я вам так благодарна. Вы… извините, я должна уйти. Простите меня… И еще раз – спасибо.
Она проснулась под утро. еще было темно. Сыромятина не храпела, к счастью. Обрывки сна, которые остались в памяти, никому рассказать невозможно и самой лучше поскорее забыть. Совсем неприличный сон. Как жарко, всё тело мокрое. Никаких шагов не слышно, все уже спят. Вот пойду на реку, искупаюсь, сна всё равно ни в одном глазу.
Глава 25. Встреча у реки
Он увидел, что на пляже кто-то есть. Видел он в темноте лучше, чем днем. А ночь как раз была безлунная. Очень жарко, даже душно. Время – перед рассветом. Вокруг никого, он это чувствовал. Никого, кроме одного человека, верней одной. На лавке под деревянным грибочком возле воды лежала ее одежда. Женщина была в воде, но смотрела не на берег, а в другую сторону. Он осторожно подошел, спрятался. Она повернулась и начала выходить из воды. Чувства голода он к этому времени уже не испытывал, оно было надёжно – на сутки или двое – удовлетворено.
Женщина остановилась на песке перед водой. Он чувствовал, что ее обнаженность волнует ее, хотя вокруг, как она думала, никого нет. Никого нет, но ведь не исключено, что кто-то мог бы и быть. И это воображаемое чьё-то присутствие рядом с ее наготой волновало ее. Он наблюдал, никак не обнаруживая своего присутствия. Она была сложена не по-деревенски. Стройная, лет 30, не студентка. Но явно из университетских. Деревенская бы не стала бегать голая по деревне, даже в самую глухую ночную пору. Чёрные распущенные волосы, баба довольно красивая.
Она сделала несколько шагов и оказалась возле своего платья. Взяла полотенце и стала вытираться. Он стоял за ее спиной и понимал, что она не знает о его присутствии и, если узнает о нем, перепугается до полусмерти, а этого ему как раз не хотелось. Поэтому он дал ей спокойно надеть платье, и показался ей так, что его появление выглядело естественным.
– Не спится что ли? – спросил он.
– Вам, я смотрю, тоже не спится, – ответила женщина.
– Уснешь, когда такие в реке купаются, – заметил Фролов.
– А вы подглядывали? – вспыхнула женщина.
Даже в темноте он понял, как она покраснела. Но покраснела правильно. Не от возмущения, а от стыда, вызывающего бурю, которой невозможно сопротивляться. Он почувствовал, что его власть над ней сейчас безгранична – что он скажет – то она и сделает.
– Вот как ты это платье надела – так его и снимай! – приказал он. – Под платьем-то ничего нет – я видел.
Он смотрел ей прямо в глаза, спокойно, как-то чуть ли не по-хозяйски. Он отлично понимал, что с ней происходит, вообще он мог понимать, что человек чувствует и думает, это он уже знал за собой. И знал, что может внушать человеку, и его будут слушаться. А при жизни такого за ним не водилось.
Она помедлила
Руками она обнимала его за шею, он никогда не видел, чтобы бабу так трясло. Не кричала, а старалась подавить это, прижимая рот к его плечу. Наконец не выдержала, и застонала так громко, что он сказал:
– Тихо-тихо.
Небо стало сереть.
– Мне пора – услышала женщина. И он пропал, ушел как-то очень быстро, исчез так же неожиданно, как появился.
Елизавета Петровна рассказывала мне, что они стали встречаться каждую ночь. И он доводил ее до почти бессознательного состояния, а потом, когда она засыпала, пил ее кровь. И это была самая лучшая кровь изо всей, которую он пробовал. Она не замечала на себе никаких следов. Через несколько дней она попробовала разговаривать с ним, спрашивала, кто он, как его зовут, что он делает, он говорил:
– Лучше тебе пока этого не знать.
И он чувствовал, что ей страшно, но его власть над ней была так велика, что она, наверное, пришла бы, даже хорошо понимая, какая опасность ей грозит.
Глава 26. Встречи
Тамара Борисовна Иевлева сама не знала, чего ищет. Но очень хорошо понимала, что без этого чего-то ей плохо. Разные вещи получались не так, как она хотела. Она устала от разочарований. «Может, пора смириться? Просто делать то, что делают другие? Зачем она развелась? Лёня, в принципе, нормальный парень. И Виктор тоже нормальный парень. Очень даже. Другая бы за счастье… А что если Ирка права? Просто они все такие. Как Лёня, как Виктор, как Валера. еще не самый плохой вариант. Нормальные, добрые, не идиоты. Ну, может, есть где-то какой-то другой, какой-то не такой, похожий на меня. Но какая вероятность, что я на него попаду? Близкая к нулю. Близкая к нулю. Ну а если я рожу мальчика, а он вырастет и тоже будет как Виктор? Может такое быть? Нет, наверное не может. Я же буду его воспитывать? Нет, воспитывать его будет двор, школа, другие дети. Я тоже, конечно, но не больше, чем это обычно бывает. И он вырастет… Нет, я тут поглупела окончательно. Пока он маленький, он точно не будет таким, как Виктор. Маленькие не такие. А в конце концов, что такого плохого в Викторе? Он отлично себя чувствует, а если бы не я, чувствовал бы себя еще лучше. Найдет девушку, будет с ней очень счастливым. Это я какая-то ненормальная, а не он. Это со мной что-то не так. Да, вот наконец я докопалась до сути. Что со мной не так? А ведь Ирка мне это всё время и говорила. Что со мной что-то не так. А я отшучивалась. А она была права. Что со мной происходит? Как я могу вот так почти на улице совокупляться с незнакомым мужчиной? И почему эта дикость меня совершенно не отпугивает? А ведь это самая настоящая дикость. Пусть я ненормальная, хорошо, Ирка права. Но не до такой же степени? Что не до такой же степени? Не до такой степени я ненормальная или не до такой степени она права? Да и то и другое! Хорошо. А что же тогда это было? Да… что это было? Кто это был? Ведь не приснилось же мне?»
А всё дело в том, что он был никто. Он появился из ночи, как порождение самой этой ночи, в которой Тамара Борисовна была одна и без одежды. И потом, на следующую ночь и на следующую было точно так же. В самые острые моменты близости она продолжала быть одна, а он был частью мира, не связанный с нею ни любовью, ни привязанностью. Как ветер – частью природы, чем-то внешним по отношению не только к ее жизни, а, как ей казалось, вообще к жизни людей. Он приходил, как приходит дождь, как приходит ночь. Без всяких условностей, без всяких психологических контекстов, не спрашивал ее согласия, так же, как ветер, не спрашивает согласия, когда треплет ее волосы. И когда она думала о нем в дневное время, уставшая, невыспавшаяся, на совхозном поле, с ящиком огурцов в руках, на нее накатывала такая волна, что она замирала с этим ящиком, и ей стоило труда скрывать от окружающих свое состояние.