Вся правда о Футтауне, штат Нью-Йорк

Игнатьев Андрей

Еще один день прошел. Прополз. Бульдозером. Тяжело и тихо. Хронометром использую жвачку. Вкус пастилки закончился – значит, полтора часа минус, беру следующую, начинаю новый отсчет. Иначе ориентироваться во времени невозможно. По ощущениям прошли минут сорок, глядишь на часы – всего-то три. Время заволакивает, и ты вязнешь-вязнешь… Иногда кажется – ты уже муха в застывшей янтарной капле.

Сегодня был сам не свой. Не мог работать, говорить, есть, только и думал о прилете Лины. Думал, что вот-вот она будет в нескольких часах езды от меня, а я так ее и не увижу, не смогу

встретить, обнять, сказать все, что чувствую, и она улетит на долгих три месяца в Северную Каролину. Это было невыносимо. Хотелось вырваться отсюда, найти ее, украсть, сбежать вдвоем и быть свободными. Но просто так из лагеря я и шага сделать не могу, не то, что куда-то поехать. Смешно теперь вспоминать переписку с Беккой. Далеко ли от лагеря до океана? Сколько занимает дорога в Нью-Йорк? Бостон? Сама наивность.

Весь день ходил понурый, не было сил улыбаться. Думаю, Джону это не понравилось. Вдобавок опоздал на ужин. Все ждали одного меня, долго кричали имя, а я лежал на кровати в комнате, разглядывал стены и ничего не слышал.

Интересно, они видят, что что-то пошло не так?

Вечером, когда я сидел за компьютером, Джон зашел на веранду, бесшумными шагами приблизился ко мне и положил на плечо руку:

– Как ты? – спросил он вкрадчиво. – Все в порядке?

– Да, – ответил я, – все в порядке, спасибо.

(Про Лину они ничего не знают).

– Хорошо, – сказал Джон. – Это тяжело, когда все говорят на чужом языке. Но я рад, что ты приехал так рано. Знаешь почему?

– Да, у нас ведь очень много работы…

Джон кхекнул и сощурился:

– И это тоже, конечно… В твоей анкете написано, что одна из твоих целей – выучить английский язык? Здесь ты это получишь! По моему мнению – нет лучшей школы, чем общение с детьми. Ты должен общаться с детьми, когда они приедут. А сейчас – эти дни – это отличный шанс попрактиковаться в английском с ребятами, и я думаю…

И он еще что-то говорил, а я кивал, внимая. Но постепенно его слова отдалились, звучали волнообразно и приглушенно, не нарушая меланхолического течения моих мыслей. Не знаю, сколько раз ему пришлось повторить, прежде чем я понял – он от меня чего-то хочет. Джон спрашивал, довольно резко:

– Так ты уже читал ставманиол?

– Staff money all? – с сомнением выговорил я.

– Да.

– Вы о контракте, верно? Да, я получал копию.

– Нет, – сказал Джон, отстраняясь, скрещивая на груди руки, – ставманиол. Большой документ, содержащие очень важные директивы.

– Директивы?

Я стал судорожно перебирать в голове ворох бумаг, которыми нас завалили в Хаттимиле, но ничего похожего не попадалось.

– Кажется, я не понимаю, о чем идет речь, – признался я.

Джон смотрел насуплено и серьезно.

– Как же ты собираешься работать с детьми, если не читал ставманиола? – спросил он раздраженно.

«Какой, к черту, ставманиол?» – ответно раздражаясь, подумал я. Может быть, он имел в виду один из тех файлов, которые прикрепляла к своим письмам Бекка?

– Послушайте, – обратился я к нему, рассчитывая все прояснить, – все документы, которые нужно было обязательно изучить, я видел. Но того, о котором говорите вы, не помню. Если хотите, вечером я пересмотрю все еще раз.

Джон вздохнул, сказал: «Я принесу его», – и вышел.

Мне было жаль, что я огорчил

Джона. Но с другой стороны – неужели он всерьез полагает, что со всей канителью, которой, в конце концов, обросла эта поездка, у меня было время до просматривания каких-то второстепенных документов? В многочасовых попытках выстоять очередь за заграном, в изнурительных ночных дежурствах возле здания ОВИРа, покрытого декабрьским снежком, в заполнении всевозможных форм для поиска работодателя и получения визы, от анкет, доказывающих, что дома меня будут ждать, до справок, что у меня наличествуют все прививки. И все это на фоне непрекращающейся учебы. Представляет ли Джон размах священнодействий, предшествующих приезду сюда? Сомневаюсь. И не думаю, что ему это интересно.

Мы уже были в комнате и собирались ко сну, когда он явился. И притаранил с собой целый талмуд. На главной странице значилось: Staff Manual /Руководство для персонала/. По лицу Джона лодочкой плыла тихая улыбка. Он сказал:

– Джентльмены, сегодня обнаружилось, что Андрей не читал Staff Manual, – Джон тряхнул увесистой кипой бумаг, и тут же она с хлопком упала на полку рядом с моей кроватью, – я прошу помочь ему, если у него возникнут вопросы.

Выяснилось, что Спенсер и Роб сами этого мануала в глаза не видели. Джон моментально вышел из себя, улыбка-лодочка попала в шторм и перевернулась:

– Как вы будете работать в нашем лагере, если не читали Staff Manual? Я очень-очень раздосадован сегодняшним вечером! Надеюсь, к утру каждый из вас прочтет Staff Manual и поймет, насколько это важно! – он развернулся и громко закрыл за собой дверь.

– Спасибо тебе, Андрей, шикарное завершение денечка! – поблагодарили Спенсер и Робби.

Мы разделили Staff Manual на три части. Теперь лежим, читаем. Я глянул мельком – лабуда какая-то насчет того, что нельзя позволять детям гнобить друг друга, и самим над кем бы то ни было глумиться. Вообще-то хорошо, что Робби и Спенсер это прочтут, они, похоже, не в курсе.

Ничего себе! Здесь, в этом руководстве, за которое мне выговорил Джон, там куча всяких скучных, но, наверное, нужных в лагере правил, а в одном из разделов, на котором я сразу остановился, чтобы сделать запись, черным по белому написано: каждый работник может в любой момент покинуть лагерь! Зарплата в этом случае выдается ему за отработанное время. Cool! Я могу уйти в любой момент! Чуть светильник с полки не смахнул, когда от радости подпрыгнул. Жду ни дождусь, чтобы поделиться этой новостью с Линой. Вообще, я все придумал – скажу ей, чтобы ждала в Нью-Йорке, а я уеду из лагеря, мы встретимся, а что делать дальше, потом решим. Уже вместе. Нужно ей срочно написать об этом.

Утром позвонил в ижевский Хаттимил, сказал, что хочу уйти из лагеря, что это соответствует их правилам, ответили – это невозможно. Если меня и отпустят, то только обратно в Россию. Еще придется выплатить неустойку – деньги, которые лагерь заплатил за меня агентству. Вас кто-то обижает? С вами плохо обходятся? Что тогда? Ребята, не ищите приключений. Вашу визу аннулируют, вас депортируют. Оно вам надо? Подпортите себе историю, в следующий раз не только в США, вообще никуда не пустят!