Вторая любовь
Шрифт:
— Несчастные случаи будут всегда, — мягко заметил Хант.
Молодая женщина тяжело вздохнула.
— Они и так уже произошли. В особенности со мной. Иногда я думаю… — ее голос прервался.
— Да? О чем вы думаете?
Дороти-Энн покачала головой.
— Это может подождать. Кроме того, я и так вас задержала. Если мы не двинемся дальше, Уитморы решат, что вы их бросили. Вот что я вам скажу. Почему бы мне не взять одну из машин отеля и самой не отвезти вас в полицейский участок?
Двадцать
Дороти-Энн нажала на тормоз белого «себринга» с откидным верхом и остановилась у безлюдного здания полиции. Хант отстегнул ремень безопасности, вышел из машины и хлопнул дверцей.
— Спасибо, что подбросили, — поблагодарил он, не отпуская руки.
Дороти-Энн ответила улыбкой из-под темных очков.
— Мы стараемся угодить. В конце концов, вы редкий для этих мест товар — гость, который платит.
— Мы поговорим попозже?
Она кивнула и посмотрела сенатору вслед, когда тот пошел к зданию. Но прежде чем миссис Кентвелл успела отъехать, двери участка распахнулись, и раздался возбужденный женский крик:
— Мистер Уинслоу! О мистер Уинслоу!
Воздух, казалось, забурлил от счастья.
Дороти-Энн припарковала машину, а худенькая женщина в небесно-голубом брючном костюме и очках в широкой оправе торопливо бросилась к Ханту и крепко обняла его. «Мидж Уитмор, догадалась она. — С хорошими новостями».
Тут к ним присоединился мужчина в гавайской рубашке, желтых слаксах и бейсбольной шапочке. Он обнимал за плечи подростка с бледным, невыразительным лицом, щурившегося от яркого солнечного света.
Джо и Кевин Уитморы. Дороти-Энн улыбнулась и почувствовала, как слезы навернулись на глаза, когда Хант обнял мальчика. Джо Уитмор, явно смущенный таким проявлением радости, стоял рядом, рассматривая носки ботинок.
Дороти-Энн слегка нажала на клаксон, и все посмотрели в ее сторону.
Она встала в машине.
— Ну? — в ее голосе слышался смех. — Вы, ребята, так и собираетесь здесь стоять? Или вам хочется отсюда убраться?
Еще позже.
Маленький самолетик, принадлежащий «Уинслоу комьюникейшн» торопливо пробежал по взлетной полосе аэропорта Санта-Мария-Хуатуско, отражая ослепительные солнечные лучи. Дороти-Энн и Хант махали ему вслед и смотрели, как «Фалькон-50» постепенно набирает высоту, устремляясь к Сьерра-Мадре-дель-Сур. Потом они снова сели в «себринг».
Дороти-Энн завела машину и выехала с летного поля.
— Очень милые люди, — заметила она.
— Да, это так. Настоящие и неиспорченные.
— Очень мило с вашей стороны отдать свой самолет в их распоряжение.
Хант пожал плечами, отмахиваясь от похвалы.
— Они здесь прошли через ад. Я подумал, что чем скорее они снова окажутся на земле Америки,
Дороти-Энн кивнула и вывела машину на дорогу, которая приведет их снова на побережье. Ей понравился его ответ, как и то, что он берет на себя ответственность, действует по зову долга, а потом просто отмахивается от этого — «все это гроша ломаного не стоит», — словно все это пустяки. Во многом таким был и Фредди, но в Ханте было нечто большее. Он инстинктивно чувствовал, что требовалось сделать и как все сделать так, как полагается.
— Кроме того, я не единственный добрый самаритянин в этих местах. Вы возили нас повсюду.
— Да пустяки! Это меньшее из того, что я могла сделать.
— Может быть, но суть в том, что вы не обязаны были этого делать.
— Никто ничего не обязан делать, — проворчала Дороти-Энн, прибавляя скорость, чтобы обогнать автобус с дизельным двигателем.
Она вела машину как мужчина — аккуратно, уверенно и без колебаний. Когда они обогнали автобус, ее голос вдруг прозвучал хрипло.
— В любом случае, это пошло мне на пользу. — Дороти-Энн тряхнула спутанными волосами и покосилась на Ханта из-под темных очков. — Иногда участие в проблемах других людей отодвигает подальше твои собственные.
— Да, — кивнул Хант, — я знаю.
Дороти-Энн решила сменить тему разговора.
— Если хотите, поднимем верх и включим кондиционер.
— Нет. — Уинслоу покачал головой и сверкнул мальчишеской улыбкой. — Мне нравится, когда ветер ерошит мне волосы. Я снова возвращаюсь в свою буйную молодость.
— Хорошо. — Улыбка осветила ее лицо, и Дороти-Энн решила еще раз испытать его. — Радио включить? — предложила она.
— И заглушить свист ветра? Ни за что!
«Он побеждает с поднятыми знаменами», — счастливо подумала Дороти-Энн, и какое-то время они ехали молча в одинаковой позе — локоть на дверце. Но это было молчание единомышленников. Им обоим было хорошо, они получали удовольствие от общества друг друга, от того, что сидели рядом и наслаждались поездкой.
Наслаждались тем, что они Вместе.
Дороти-Энн представлялось, что они вдруг оказались внутри огромного, сверкающего, прозрачного, стеклянного шара. Где нет ни болезненного прошлого, ни будущего с его требованиями, а есть только великолепное здесь и сейчас.
И было кое-что еще, поняла Дороти-Энн. Она чувствовала себя живой рядом с Хантом, такой по-настоящему, вне всякого сомнения живой, как будто очнулась от столетнего сна. Она могла бы поклясться, что небо стало голубее и совершеннее. Такого она никогда раньше не видела. Деревья казались зеленее и пышнее, глинистая земля плодороднее и краснее. Все вокруг нее словно приобрело большую ясность, насыщенность и ценность.