Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья

Марченко Геннадий Борисович

— И еще… Вы не просто необычный интерн, но и врач тоже непростой.

— В смысле моих способностей?

— Нет, мы сейчас не про них.

Шумский открыл папку и, порывшись в бумагах, достал документ.

— Вот это выписной эпикриз вашей пациентки. Всё вроде как правильно. Только объясните мне, пожалуйста, что за лекарство вы ей прописали в рекомендациях для постоянного применения?

Я пробежал глазами текст. Так, больная такая-то, диагноз — гипертоническая болезнь. Лечение, рекомендации… Твою мать! Грёбаная стандартизация российского здравоохранения сыграла со мной тут злую шутку. На автомате прописал ей постоянный приём «Телзап плюс».

Ну не идиот ли?! Он только в 13-м или 14-м году будущего тысячелетия появится.

— Мы проконсультировались, конечно, и в Пензе, и в Москве на кафедре фармакологии одного из медицинских вузов столицы. Все плечами пожимают. Не слышали о таком. Даже за рубежом нет. Ваш заведующий отделением подмахнул, не читая. Врач в поликлинике обратила, наверное, внимание, да подумала, что чудят там в клинике доктора, выписывают препараты, которых тут в районе днём с огнем не сыщешь, да и заменила на обычное средство. Только наши специалисты «споткнулись», когда читали.Можете как-то объяснить? Или тоже, как вы говорите, «навеяло»?

— А что говорить? — снова вздыхаю я, в очередной раз пожимая плечами. — Сам не пойму, откуда это название в голове всплыло. Наверное, не выспавшийся был.

— Хорошо, оставим и это, — хмыкнул Шумский. — Теперь вернёмся к тому, почему вы нас заинтересовали. В общем, я уже вам объяснил причину интереса. Но тут дело ещё вот в чём… В столице, в центральном аппарате КГБ СССР не так давно начал работать отдел, который как раз и занимается поиском таких вот, как вы, людей с необъяснимыми способностями. Паранормальными, как вы сказали… Говорить о каких-то успехах нельзя, впрочем, и провалов особых нет. Топчутся на месте. Вот и поступило негласное распоряжение изыскивать такого рода уникумов и отправлять к ним. Отправляют, конечно, вот только почти сто процентов оказываются шарлатанами или просто психически нездоровыми людьми. А тут вы как раз попали под наше недрёманое око.

— То есть вы хотите сказать, что меня отправят в Москву? Офигеть! — я даже сделал попытку вскочить, но усилием воли удержал себя в кресле. — Я так себе представляю, что меня там начнут крутить-вертеть, а разобраться всё равно точно не смогут. Мозг, как вы понимаете Владимир Борисович субстанция неизученная. Короче, объявят явлением, неподдающимся пониманию. Дальше шлепнут Большую Круглую Печать[1] — и в дурку?

— Я искренне вам удивляюсь, Арсений Ильич! Нет, правда, без смеха. Я же вам буквально только что советовал следить за словами. Советовал же? И что? Вы мне тут на голубом глазу цитируете «Сказку о Тройке» Стругацких. Которая мало того, что в нашей стране запрещена цензурой и не издавалась, но и печаталась на Западе в антисоветских журналах «Посев» и «Грани». Ну вот ответьте мне, где вы могли это читать? С диссидентами и прочей фрондирующей публикой вы никогда не общались. В поезде вам никто не смог бы предложить почитать эту повесть. Люди, имеющие на руках подобного рода литературу, поверьте мне, не идиоты. А вы говорите, что обычный человек.

Он сделал паузу, видимо, ожидая, что я что-то отвечу, но сказать мне было нечего. А в его взгляде на мгновение вдруг промелькнула грусть.

— Есть ещё причина, кроме названной, для знакомства с вами, — вздохнул он. — Чисто личная.

Я с удивлением поднял глаза на Шумского.

— В смысле?

— С сыном у меня проблема. Он у нас с женой ребенок поздний, долго не получалось у неё родить, два выкидыша было, прежде чем получилось… мы в нём души не чаем. Но парень хороший вырос, неизбалованный, серьёзный.

В 9 классе учится. Думает в наш комитет идти работать. Со временем конечно, соответствующее образование надо получить. В общем, ступеней много. Но не в этом дело. Увлёкся Витька мотогонками — он вообще спортивный парень, гантели, гири тягает с малых лет. В общем, на соревнованиях получил травму. Правая нога вдребезги. Голень собирали по кускам. Получилось не очень. То есть ходить-то он сможет, но о спорте вообще и военной специальности забыть придется навсегда. Пока передвигается на костылях. Вернее, на костыле. Вот такие дела… У сына, понятно дело, депрессия. Куда мы только его ни возили, кому только не показывали… В общем, вы наша, так сказать, последняя надежда. Возьмётесь?

Я снова выдержал его взгляд, в котором теперь теплилась надежда.

— А почему бы и не нет? — сказал я, и лицо собеседника тут же неуловимо разгладилось. — Сколько времени прошло после травмы?

— Почти четыре месяца, в апреле всё случилось.

— Так… Консолидация костных отломков, конечно, уже пошла, — пробормотал я мысль вслух. — Снимки есть?

Шумский достал из папки снимки и какие-то выписки, с которыми я внимательно ознакомился.

— Первичная мозоль сформировалась, вторичная в процессе формирования… Судя по дате на снимках, они были сделаны пару недель назад?

— Так и есть, — кивнул подполковник.

— Ясно… Работа предстоит серьёзная, энергии на это дело уйдёт много, заранее ничего гарантировать не могу. Нужно ломать кость и сращивать её заново, и всё это в течение одного сеанса… Не пугайтесь, боли ваш сын не почувствует, — добавил я, заметив во взгляде Шумского тревогу. — Когда можно будет вашего парня глянуть?

— Да можно прямо и сейчас. Виктор в соседнем кабинете.

Вот оно как, подготовился, словно бы знал наверняка, что услышит от меня положительный ответ.

— Хорошо. Но вы ведь коль скоро так подробно изучили мою методику, знаете, что требуется?

— Обижаете, доктор! Даже большую кастрюлю мяса потушили. На кухне внизу вас дожидается.

— Это серьёзно, — хмыкнул я. — Тогда идёмте.

Я встал, поднялся и подполковник.

— Подождите, — он коснулся моего плеча. — Я тут за разговорами совсем забыл. Может, вам нужно матушке вашей позвонить, сказать, что приехали, да вот с поезда на консультацию попросили съездить. Она же наверняка волнуется.

— А что, логично, — согласился я. — Она же знает, во сколько приходит поезд, я ей сам говорил.

На звонок ушла буквально минута, после чего мы с чекистом отправились к его сыну.

Шумский-младший и впрямь дожидался нас в соседнем кабинете. Парню на вид было лет шестнадцать, ну да, 9 класс всё-таки. Крепыш, и почти с меня ростом, на голове непокорный вихор, взгляд твёрдый, как у отца.

— Привет! — я протянул руку.

Он встал без помощи стоявшего рядом костыля, опёршись рукой на спинку стула. Ответное рукопожатие было крепким, видно, и впрямь парнишка качается.

— Я смотрю, вы подготовились.

Я кивнул в сторону стоявшей у стены кушетки.

— Да просто подумал, что с лежащим пациентом вам, возможно, будет легче работать.

— Правильно подумали… Ну-с, молодой человек, закатывайте штанину и ложитесь на кушетку.

Перед тем, как приступить к манипуляциям, я обернулся к Шумскому-старшему:

— Товарищ подполковник, вы уж извините, но мне легче работать, когда в помещении, кроме меня и пациента, никого нет.

— Вопросов не имею, позовёте, когда закончите.