Вторая жизнь майора. Цикл
Шрифт:
— Ну так пойди и скажи это своим воинам, — спокойно сказал Грыз. — Но тебе, сын, отвечу. Худжгарх не может больше сражаться в наших рядах. Если он встанет рядом с нами, придет его противник, что притворяется нашим Отцом, а Худжгарх еще слаб, чтобы открыто бросить вызов самозванцу. Но ты помни, он вершит волю Отца, и мы следуем ей. Там, — он показал плетью вдаль, — собираются силы, поднятые врагом духа мщения. Они идут против нас, чтобы сокрушить всякую память о Худжгархе. И мы, сын, будем с ними сражаться. Такова воля Отца. А теперь ступай, мне надо подумать. — Грыз слегка хлопнул Шыргуна по спине плеткой, и тот, радостно оскалив клыки, пришпорил пятками быка.
Грыз перестал улыбаться. Он понимал, какие силы собраны против него и его господина. Враг хочет разделаться с ними одним махом раз и навсегда. Недооценивать противника не стоит. За ним стоит самый могущественный
— Мы не бежим, — со смехом говорили они, — мы наступаем вперед, только в другую сторону.
Тысячи, не обремененные обозом и скотом, двигались стремительно. За ночь они проходили до шестидесяти лиг и всегда останавливались в рощах, определенных заранее при рекогносцировке местности разведчиками. Разведчики места стоянки выбирали тщательно и готовили их для основного войска. На третьи сутки передовой разъезд доложил, что видели отряды оседлых. Авангард далеко ушел от основных сил, и в нем около полутысячи всадников. Грыз принял решение мгновенно. Две сотни должны напасть на отряды разведчиков и при приближении авангарда удариться в бегство. Их задача — заманить противника в засаду. А главные силы окружат противника и полностью разгромят его. Затем Грыз уклонится на восток и обойдет с тыла основные силы оседлых, вырежет и угонит скот. Голодные воины — плохие воины. Он измотает их маневрами, заставит отправить гонцов за подкреплением, а когда кочевые повернут назад, навяжет оседлым генеральное сражение. Полусотня передового охранения выдвинулась на пять лиг от авангарда. Противников здесь не ожидалось — по этим местам уже прошли кочевые племена и кого надо уничтожили, кого смогли привели к присяге на верность настоящему Отцу орков. Но неожиданно для себя командир полусотни увидел десяток усталых всадников.
"Кто они такие и что тут делают? — подумал он. — Может, те, кто спрятался от наших братьев? Так мы им покажем, кто в степи хозяин". И не мешкая дал команду преследовать и атаковать всадников:
— Всем вперед! Захватить чужаков и допросить, кто они и что тут делают. Если будут сопротивляться — уничтожить.
Чужаки заметили опасность и повернули лорхов прочь. Но было видно, что их быки устали и двигались слишком медленно, несмотря на то что всадники понукали их. Преследователи, улюлюкая и свистя, настигали их. Они были полны охотничьего азарта и загоняли чужих орков, словно дичь. Те охаживали плетками своих быков, тщетно пытаясь оторваться от преследователей. Полусотня перемахнула холм и лицом к лицу столкнулась с двумя сотнями всадников, выстроенных полумесяцем. Отступающие разделились и помчались в разные стороны. Преследователи, не успев притормозить, оказались окруженными. Из охотников они мгновенно превратились в дичь. Они врезались во врагов, фланги чужаков сомкнулись, и завязалась жестокая сеча. В отличие от оседлых эти чужаки священных правил поединка не соблюдали. Они по трое нападали на бойца, не давая ему ни единого шанса выжить. Из гущи боя вырвались только двое — сам полусотник и прикрывший его раненый воин. Их не преследовали. Молодой орк, скалясь, смотрел им вслед.
Добравшись до лагеря авангарда, полусотник поспешил к походному вождю этого отряда.
— Рабаны, там впереди две сотни воинов, — влетев к нему в шатер, начал поспешно говорить полусотник. — Чьи они, узнать не удалось. Мы преследовали замеченный нами передовой разъезд и напоролись на них. Все мои воины погибли. Эти твари не соблюдают правил поединка. Видимо, остатки племени муйага.
Походный вождь угрюмо посмотрел на полусотника.
— Чибирь, если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты струсил и бросил своих воинов погибать, — подбирая слова, медленно произнес он. — Но ты орк чести, и потому я тебя слушаю. Ты уверен, что их всего две сотни?
— Да, вождь. Там было всего два бунчука.
— Чьи воины, узнал?
— Я же говорю, по повадкам муйага, вождь, отличительных знаков я не видел.
— Странно, — произнес Рабаны. — Что тут делают сотни разбойников?
— Скорее всего, они откололись от племени и пытаются скрыться в степи за нашими спинами.
— Вполне возможно. Шурмык! — крикнул вождь, и в шатер заглянул статный высокий орк. — Поднимай воинов. Идем на охоту. Будем ловить убегающих муйага. Шарныги решили поджать хвост, — рассмеялся он. — Будет развлечение для наших воинов.
В лагере раздался трубный звук рогов. Шум и суета наполнили полевой лагерь орков.
Грыз наблюдал, как вал всадников скачет на его выстроившихся воинов. Их всего две сотни. Остальные ждут за холмами, и, как только авангард ввяжется в рукопашную схватку, засадные отряды нападут со всех сторон. Вот на его глазах передовые линии орков врубились в хлипкий строй. Всадники смешались в жестокой сече, и волна оседлых стала захлестывать свидетелей Худжгарха. Но Грыз не переживал, там впереди стояли его бойцы с волшебными мечами, разрубающими все, что им попадется под удар. Он поднял руку, и из-за холмов на противника устремились его воины. Оседлые поздно поняли, что попали в ловушку. Они видели многочисленных всадников на боевых лорхах и не могли выйти из сражения или отступить. Командир авангарда Рабаны оскалил клыки, он понял, что это его конец, конец его воинов, которые бесславно погибнут по его недомыслию. Глупец! Послушался барана Чибиря и завел своих воинов в расставленные сети.
Это не муйага. Это проклятые отступники. Походный вождь, понимая, что смерть скоро придет за ним, решил продать свою жизнь подороже. Перед ним промелькнул молодой орк, совсем, юный. Он исчез в круговерти схватки и вновь появился рядом, срубив одним ударом воина из его охранного десятка. Рабаны крикнул:
— Эй, молокосос, сразись со мной, если ты мужчина!
Молодой орк оглянулся и, размахнувшись, ловко сразил возникшего перед ним еще одного противника. Развернулся к нему и, ударив пятками быка, заставил того сделать скачок вбок. Он очутился рядом с Рабаны. Тот подумал — славный боец перед ним и, забрав жизнь такого, он получит благословение отца. Юноша спокойно поднял меч и опустил его на голову Рабаны. Тот живо прикрылся щитом, готовясь нанести удар топором сбоку по ноге воина, но топор выпал из его руки. Последнее, что Рабаны увидел, это как треснул его щит, затем пришла мгновенная боль, и жизнь отлетела от него. Его тело с разрубленной до плеч головой упало под ноги лорха.
На поле битвы мычали быки, оставшиеся без всадников. Окровавленные трупы орков усеяли небольшой участок между тремя холмами. Весь авангард был вырезан подчистую. Грыз принимал доклады командиров. Убитых не было, были раненые. Амулеты щитов, сделанные для них Худжгархом, хорошо показали себя в этой схватке. Дух его воинов воспарил, а вера в командира и их кумира поднялась на недосягаемую высоту. Опьяневшие от победы и запаха крови, они ликовали и кричали в религиозном экстазе:
— Худжгарх! Худжгарх!
Планета Сивилла. Предгорья Снежных гор.
Заходящее светило окутало верхушки гор последними ласковыми лучами. Далекие снежные вершины ненадолго порозовели. Тени удлинились, и повеял прохладный ветерок. Костер, разожженный в яме, давал немного света и тепла. Ганга, укрывшись теплым шерстяным пледом, не мигая смотрела на пляшущие языки пламени. Ее одолевали тяжелые мысли, которые она гнала прочь. Она то мысленно звала своего суженого, то ругала его за непоседливость. Вечно с ним происходят разные истории, в которые он попадает, влекомый своим непонятным ей характером. Он такой разный. То словно мальчишка, беззаботно живущий и раздражающий своей глупостью, то умудренный жизнью старец, от нотаций которого ноют зубы. В такие моменты она про себя обзывала его занудой, и ей хотелось треснуть его по голове. Но больше всего ее бесила его способность привлекать неприятности. Они слетались к нему, как пчелы на цветок. Она чувствовала, что мальчишка жив, но, где он бродит, понять не могла. Нить, связывающая их, утончалась и разорвалась, но не так, когда привязанный погибает, а как-то странно, по-другому, словно он был очень-очень далеко…