Второе пришествие

Гурвич Владимир Моисеевич

– Я знаю, ты попал под влияние Марка!
– выкрикнул Матвей.

– Нет, твой брат тут ни причем, я даже не вспоминал о нем, когда принимал решение. Я сопротивлялся ему, не хотел уступать Антонию. Но меня переубедил совсем не он, а неумолимый ход событий. Антоний выражал мои потаенные мысли. И когда они обретали словесное выражение, я не мог более от них отмахиваться, как от надоевшей мухе. Матвей, ты должен понять меня, есть вещи, которые более значимы даже чем отношения отца с сыном. Я сознаю, что впереди нас всех ждут непростые временна, может, даже трагические. Но бывают минуты, когда приходится идти на таки е жертвы. Тебе меня не отговорить, прости, если сможешь.

43.

Вечер

выдался очень теплым и тихим, небо было покрыто густой паутиной звезд, ветер изредка лениво шевелился в листьях, а затем снова надолго затихал. Дом окружал небольшой сад, который наполнял воздух своими ароматами.

– Как здесь хорошо, Марк!
– воскликнула Варвара.

– Да, очень хорошо. Как жаль, что редко тут бываю.

– И мне жаль, - согласилась Варвара.
– А тебе, Матвеюшка? Хотя тут ты бываешь чаше нас двоих вместе взятых. Или я не права?

– Права, - не слишком охотно подтвердил Матвей.
– Ну и что из этого?- В его голосе зазвучал вызов.
– А вот ты совсем забросила дом отца. Даже не интересуешься его самочувствием. А если что-нибудь с ним случиться?

– Ты бы сообщил мне. А не звонила и не приезжала сюда, потому что полагала, что отцу очень не нравится мой род занятий. Так зачем его лишний раз раздражать.

– То, чем ты занимаешься, бесовщина. Это огромный грех. Танцевать голой.

– Положим, Матвеюшка, голой я никогда не танцевала. С минимум одежды - что было, то было, не отрицаю. Но и не раскаиваюсь. Никогда особенно не понимала, в чем тут разница - выступать обнаженной или одетой. Я рано перестала стесняться своего голого тела. Мне не представляла труда показать себя, в чем мать родила. Что тут такого, в чем тут страшный грех? Можно подумать, что никто не видел из зрителей женщины без одежды. А они за это деньги платят. Неплохие деньги. Ты, наверное, не знаешь, я регулярно помогаю одному детдому. Впрочем, это не важно.

– Ты этим поступком надеешься замолить грех, - произнес Матвей.

– Ничего я не хочу замолить. Я в своей жизни не делала ничего греховного. Никому не причинила зла, хотя могла неоднократно. А добра сделала столько, сколько тебе, Матвеюшка, и не снилась. Только двух девчонок из петли вытащила. В нашей профессии такое случается не редко. А про другие случаи я и не говорю. А ты кому помог?

– Я служу Богу.

– Достойный ответ, - усмехнулась Варвара.
– Никогда не понимала, что это означает. Особенно в твоем случае. Отец хоть своей пастве помогает, иногда отдает едва ли не последнее. А ты что отдаешь?

– Давайте не будем препираться, - вмешался в разговор Марк.
– Кои веки собрались всей семьей - и сразу ссоримся. Такой замечательный вечер. Зачем непременно выяснять отношения?

– Люблю я тебя, Марк, - проговорила Варвара, целуя брата.
– Ты всегда был на моей стороне, чтобы я не вытворяла. А я вытворяла такое, что сама до сих пор дивлюсь. Невинность в четырнадцать лет потеряла.

– Хочешь, Варя, тебе кое в чем признаюсь?

– Конечно, хочу.

– Я тебе рано стал завидовать и старался быть похожим на тебя.

– Да в чем же мог мне завидовать лучший ученик школы едва ли не худшей ученицы?

– Ты была очень свободна, а я был сильно зажат. Ты была для меня символом свободы.

– Как статуя в Нью-Йорке. Вот не знала, - засмеялась Варя.
– А хочешь, я теперь тебе признаюсь?

– Разумеется.

– Я тебе тоже завидовала.

– Да чему же?
– удивился Марк.

– Твоему прилежанию, твоим способностям, твоему умению видеть суть предмета. Была бы я такой, как ты, может, и выбрала другой путь. Но я всегда знала, что очень легкомысленная, что хочу жить весело, нескучно, чтобы не погрязнуть в бытовухе.

А для этого нужны деньги, много денег.

– Они у тебя есть?
– поинтересовался Марк.

– Есть. По крайней мере, их достаточно, чтобы жить так, как хочу. И я этому несказанно радуюсь. А вот ты чему радуешься, Матвеюшка? Только честно, без всяких там вывертываний.

– Я радуюсь тому, что являюсь слугой Господа нашего.

– Опять ты за свое, - разочарованно произнесла Варвара.
– Разве можно радоваться тому, что ты слуга. Радоваться надо тому, что ты господин.

– Я служу Богу.

– А по мне никакой в том разницы нет, что служить Богу, что человеку. Даже если, как ты говоришь, что служишь Богу, все равно ты не принадлежишь себе, потому что ты призван кого-то обслуживать, кому-то подчиняться. А я никогда не хотела никому подчиняться. Только самой себе. Поэтому и Бога невзлюбила, так как все мне внушали, что Он мой господин. А я с детства знала, что у меня господина не будет.

– Это грех гордыни, - проговорил Матвей.

– Думай, как хочешь. Только не гордыня это, это стремление ощутить всю полноту жизни. А если ты кому-то служишь, даже Богу, ты всегда будешь на вторых ролях, на подхвате. Не будешь принадлежать самому себе. Неужели тебе нравится чувствовать свою зависимость от Него. Скажи, Марк, разве я не права?

– Права, Варенька. Мне давно кажется, что Бог - это не что-то конкретное, как учат нас священные книги, а нечто такое, что толкает нас ввысь и вглубь. Если этого не происходит, значит, либо Бог у человека не тот, либо сам он не способен Его постичь. А молитвы, ритуалы, книги - все это не более, чем иллюзия.
– Марк посмотрел в небо.
– Смотри, Матвей, сколько сегодня высыпало звезд. А ведь это ничтожная часть из их количества. И они находятся на таких от нас расстояниях, которые мы и близко представить не в состоянии. А церковь нам внушает, что Бог - он где-то тут рядом, что целиком поглощен нашим малюсеньким и убогим мирком, что нас контролирует пуще любого начальства. Неужели ты не видишь огромного несоответствия между беспредельным мирозданием и каким-то жутко ограниченным, маленьким и злобным божеством, в которого нас убеждают верить? Вместо того, чтобы расширять сознание нас заставляют его сузить до размеров маленькой, затерянной во Вселенной планете. Мне всегда это казалось странным, это вызывало во мне сначала неосознанный, а затем и осознанный протест.

– Знаешь, Маркуша, а ведь только что ты высказал мои мысли, - подала голос Варвара.
– Точнее, не мысли, а какие-то неясные ощущения. Я тоже рано почувствовало это несоответствие. Только не могла понять его смысл. А теперь все стало для меня ясным. Это так замечательно, когда все занимает свои места. Я часто мучаюсь от того, что не могу выразить свои представления о каком-то предмете. Каких-то способностей моим девичьим мозгам не хватает. Наверное, умения видеть суть и ее формулировать. А вот ты этим мастерством владеешь.

– Вы оба глубоко заблуждаетесь. И будете наказаны за это, - вдруг громко и зло произнес Матвей. Не попрощавшись, он быстро направился к дому.

44.

Хотя акцию епископа Антония никто особенно не пиарил, но, судя по всему, известие о ней распространилось весьма широко. Задолго до ее начала перед церковью стал скапливаться народ, все окрестные улицы и переулки были заставлены автомобилями. Марк насчитал не менее восьми телевизионных камер, число же пишущих журналистов было на порядок больше. Они были очень заметны; во-первых, вместе кучковались, во-вторых, вели себя особенно активно, задавили присутствующим вопросы, постоянно перемещались в пространстве, нетерпеливо искали глазами главного действующего лица, который пока не появлялся.