Второгодник
Шрифт:
— Кого-то еще пришлют.
— Обсудим позже. Мне кажется, что этот Игорь тоже не простой мальчик.
Сегодня на внутреннем календаре Нонны Николаевны Карасевой очень важный день — она наконец-то решилась дать бой своему педагогическому поражению, Володе Кутепову, то есть Вовану Оглобле. Уже больше полгода она подбиралась к решению этой проблемы, но никак не могла включить коллектив себе в помощь, а потому ничего не получалось, и проблема могла перерасти в хроническую. Оглобля был полностью не интересен коллективу, никак не задевая тех вещей, интересов, событий, которыми он жил, проплывая в параллельном
Нонна не могла не дать бой. Оглобля был той ложкой дегтя, которая портила всю бочку меда, и она не могла ощущать себя профессионалом, не пересилив один, по-настоящему сложный случай.
Володя был тем редким типом, от которого бегут все педагоги: тихушник, без всяких моральных устоев, готовый совершить любую мерзость и испытывающий от этого глубокое удовлетворение, при этом готов был стоически переносить любое наказание. Когда ему удавалась перевести стрелки на кого-нибудь другого, то был счастлив вдвойне. Этакая анти-личность, причем ему хватало ума, или чувства самосохранения, не переходить некую черту, за которой стоит гнев всего коллектива.
Вчера он прокололся: поджег яму со щепой. В результате получил небольшие ожоги Вовка Волков, сын ИО начальника леспромхоза. Поселок и школа загудели. Суд Линча сделал первый шаг по Кингисеппской земле в сторону Оглобли и замер невдалеке, наблюдая за развитием событий.
Нонна решила использовать ситуацию, имея в виду две цели одновременно: не допустить самосуд и поднять коллектив на борьбу за судьбу самого Оглобли. На открытом общем собрании, кроме всех школьников, присутствовала едва ли не половина села. На все задаваемые вопросы Вован отвечал молчанием и довольно умело строил жалобную физиономию. Пожар в душах присутствующих не разгорался, но помощь пришла. Взорвался Серега Ухо.
— Что ты тут прикидываешься безвинной овечкой, не ты разве мастерил заточку на зоновский манер и хотел ее на ком-нибудь опробовать?! Ты готов ее всадить в спину любому из здесь сидящих. Или ты забыл, как издевался надо мной почти три года? Тебе нравилось быть королем, а сейчас ты никто, вот злость и заливает. Ты специально поджег яму, чтобы полыхнуло на всю ивановскую. Если бы Вовка не оказался рядом и не включил брандспойт, то все вокруг сгорело бы к чертям! Наверняка, кто-нибудь бы погиб! — Серега повернулся в зал и резко бросил всем собравшимся — Вы так и будете сопли распускать?! Надо его или гнать из села, или заводить дело в милиции: пусть на малолетку закрывают. Пожалеете сейчас — аукнется потом. От этого урода ждать можно всего. И не смотрите на его слезы, это он умеет, трус! Я с ним… по одной земле ходить не хочу! — почти кричал Серега.
Слово взял Игорь Сергеев:
— Выгнать, но куда? Вместе с родителями?
— Из школы, — перебил вскочивший Серега.
— Подожди, Серега, никто этого урода защищать не собирается. Просто надо сделать что-то такое, чтобы толк был, чтобы он от новой жизни волком завыл. Я предлагаю объявить ему бойкот, причем не только школьный, но и взрослый. Всеобщий, короче. Никто не должен с ним разговаривать. А дружина пусть возьмет под негласный контроль, чтобы из села ни шагу. А кто с ним заговорит — сюда на центр.
Игорь сел и через минуту зал взорвался. Одни хотели сажать, другие — бойкотировать, третьи — морду набить. Гвалт стоял невообразимый. Вован слегка присел и испуганно вертел головой, а шквал не затихал.
Нонна поняла, что пора вмешиваться, надо
— Может, вы его расстрелять хотите? Или вилами проткнуть? Что вы тут устроили? Не стыдно? Я могу понять Виктора Сергеевича, но вы-то?.. Что за балаган? — Нонна Николаевна обвела зал гневным взглядом. — Поступило одно разумное предложение от Игоря. По нему давайте голосовать. Бойкот и контроль, причем контроль не только за Вовой, но и за теми, кто готов посчитаться с ним. А пока страсти поулягутся, пусть посидит в каталажке у Александра Сергеевича, под мою ответственность.
Нонна Николаевна села, но страсти и так уже пошли на спад. Она правильно выбрала момент. После голосования, когда Вована увели в каталажку, к ней подошел Виктор Сергеевич и поблагодарил:
— Спасибо Вам, а то чуть грех на душу не взял, — сказал он, угрюмо пожимая ей руку.
Пришло время начать нашу экспансию. Так мы с Нонной Николаевной, которая наедине уже давно стала Нонной, назвали открытие новых школ. Три школы из окрестных, не мудрствуя лукаво, мы просто присоединили к себе. Детей будем свозить на неделю в Октябрьск и селить в казарме, которую недавно закончили строить. Это трехэтажное здание с большим количеством комнат, рассчитанных на двух школьников каждая. Такие условия проживания можно встретить не в каждой классной гостинице, а потому они вызывают удовольствие как у учеников, так и у родителей.
Всего в Кингисеппском районе тридцать семь школ, из которых восемь находятся в самом Кингисеппе. Городские школы, по нашему мнению, сильно отличаются от сельских, и пока мы не придумали, как за них взяться. Во-первых, там в головах родителей гораздо больше педагогических тараканов, во-вторых, дети и родители значительно сильнее разобщены, их гораздо труднее объединить общими мечтами и планами. Не поэтому ли все авторские школы в СССР возникли на селе? Возможно, надо просто попробовать. Пока же, чтобы слишком не усложнять себе жизнь, решили начать с соседних с нами школ.
Для наших целей мы подготовили десять директоров, а двенадцать еще учатся. В тех трех школах, которые мы де-факто присоединили, работает только один директор, но на наше счастье вполне деятельный молодой человек, который очень впечатлился нашими успехами и сам напросился на учебу. После ознакомления с планами экспансии его внутренний источник энергии зафонтанировал вполне уверенно и мощно. Где-то месяц назад на стажировку приехали почти тридцать человек "из детей гнезда Иванова", из них семнадцать — в качестве кандидатов на директорство, а остальные — будущие учителя по новым предметам.
Попутно решается вопрос об открытии в ленинградском пединституте полугодовых курсов по предметам: скорочтение, стенография, развитие памяти, постановка голоса, алгоритмическое мышление и шахматы. С Ивановым мы решили, что учиться там будут только добровольцы, уже имеющие диплом о высшем образовании. На обязательности именно педагогического образования мы настаивать не стали. К осени, в крайнем случае ближе к Новому году, можно ждать первых выпускников. Нам их надо много.
За первый месяц стажировки стало совершенно понятно, что пятерых будущих директоров нам учить абсолютно нечему, во всяком случае теоретически. Этим ребятам было уже за тридцать пять, и они прошли длинный тернистый педагогический путь, не растеряв при этом любви к детям и профессии. Оставшихся четырех директоров мы нашли среди действующих. Шесть пожилых старушек попросили выйти на пенсию и помогать нам по мере сил и желания.