Второстепенный: Торг
Шрифт:
– Выпейте, мистер Волхов.
Я перевела взгляд с окна, за которым по мощёной дорожке в глубину развалин уходили две фигуры, и непонимающе моргнула.
– Зачем?
– Вы себе брови выдёргиваете, - пояснил профессор, внимательно рассматривая меня.
Я с удивлением обнаружила, что да, моя рука каким-то мистическим образом переместилась с подбородка на бровь и увлечённо её дергала. На пальцах оставались тонкие пепельные волоски. Я стряхнула их и потянулась почесать зудящую бровь. Профессор быстро перехватил запястье и вложил стакан в ладонь.
– Выпейте, -
Стенки стакана оказались неожиданно тёплыми, хотя профессор его не грел заклинаниями. Молоко пахло мёдом, хмелем и мелиссой, на вкус почему-то сильно отдавало несладким шоколадом. С каждым глотком из тела уходило непонятное напряжение, расслаблялись плечи и шея.В животе стало тепло и очень уютно. Накатило ощущение безопасности и покоя. Я поспешно отставила странное зелье в сторону.
– Что вы мне дали, сэр?
– Средство от колик в животе. Для младенцев. Ещё его иногда используют как лёгкое седативное, - ответил профессор и ехидно добавил: - Подобные вопросы нужно задавать до того, как пить незнакомое лекарство, а не после.
– Попробовали бы сами что-то не выпить, когда над вами нависает огромный мужик в чёрном и сверлит жутким взглядом!
По бледному лицу скользнула тень улыбки. Профессор щёлкнул пальцами. Шкафчик стазиса открылся, из сушилки вылетели тарелки с приборами, и на столе в ритме вальса начал накрываться ужин.
– Ни за что не поверю, что вы его боитесь.
– Не боюсь. А надо бы, - вздохнула я, глянув в стакан с недопитым молоком.
– Удобно, когда у слуги рода есть домик в заброшенном городке, где, чтобы встретить человека, нужно сначала пиликать через мост, а потом – ещё четыре часа по разбитой в хлам дороге. Да и люди те не самые приветливые существа. После лечения Владыки я споткнусь, ударюсь головой о мост и утону в реке, так?
– Я не настолько жесток. Предпочитаю не доставлять лишних страданий, - преспокойно ответил профессор и взял в руки вилку.
– К тому же вы пока не давали никаких оснований так с вами поступать, да ещё после излечения Владыки.
– Даже если в результате он умрёт?
Профессор на мгновение замер с недонесенным до рта кусочком стейка. Меня пронзил жуткий, абсолютно пустой взгляд, словно там, внутри, внезапно никого не осталось.
– Это... Действительно было бы нежелательно. Но благодаря вашей клятве мы будем уверены, что это не злой умысел. Волхов, допивайте своё молоко и ешьте спокойно. Вас в любом случае оставят в живых и даже при памяти.
– Потому что у меня клятва о неразглашении?
– Потому что Орден Золотой розы поднимет крик, и от Фогруфа останутся лишь воспоминания. Как и от репутации Аунфлаев.
– Спасибо, успокоили, сэр. Прям гора с плеч свалилась, - пробормотала я. – Я никогда никого не лечил от безумия. Это не моя специальность! А если у меня ничего не получится? А если я сделаю только хуже? И даже если получится… Сколько было в нашей истории случаев, что строителей, которые строили крепости с тайными ходами…
Неожиданно на макушку опустилась тяжёлая тёплая ладонь. Она неуверенно, как-то неумело провела до затылка. На мгновение пальцы зарылись
– Перестаньте забивать голову глупостями, Волхов, - невозмутимо сказал профессор. – Вы не строитель, а истинный целитель и уникальный специалист по человеческой магии. Вы связаны очень жёсткой клятвой, которая не позволит вам сказать ничего лишнего, даже если вы этого пожелаете. Вы ребёнок. И все эти преимущества вам прекрасно известны. Никто вас не убьёт. Вы ценнее живым.
Он сидел с таким видом, словно ни на секунду не отрывался от стейка с овощами, а его рука в волосах – моя галлюцинация.
– И поэтому я все осенние каникулы просидел в темнице Фогруфа. Аунфлаи хотели заполучить меня в своё личное пользование. Чтобы я вылечил Владыку взамен на нормальное отношение или место в бруидене. Да, я ценный приз, - я горько улыбнулась. – Сколько раз я буду отбиваться от подобных предложений, профессор? Даже пусть и не Аунфлаи… Ведь и другие захотят меня себе.
– Возможно, сейчас вам в это трудно поверить, но не все бруидены такие, как Аунфлай, - профессор аккуратно отрезал ещё кусочек стейка.
– Волхов, вы опять дёргаете брови. Допейте молоко и займите чем-нибудь руки. Сплетите себе браслет или подвеску.
Я отвела руку от лица и схватила стакан. С последним глотком тепло разлилось по каждой клеточке тела. На голову опустилась полупрозрачная золотистая вуаль спокойствия. Натянутые струны нервов ослабели, и мысли перестали метаться испуганными тараканами, а плавно и стройно поплыли аккуратными вереницами кораблей. Я выдохнула и приступила к ужину. Не хватало только расслабляющей музыки, и чтобы руки…
Да, впервые за год мне захотелось сесть за фортепьяно. Сыграть что-нибудь по нотам или вспомнить любимые мелодии. Многие ведь так и не появились на свет. Та же тема из «Титаника» или бал Воланда. Целый пласт русских песен о войне тоже.
После ужина профессор взял в руки книгу и устроился в гостиной на кресле у окна. И очень удивился, когда я провела рукой по крышке пианино и спросила:
– Оно рабочее?
– Я не держу в доме сломанные вещи, если вы не заметили. Вы умеете?
– А вы разве нет?
– Оно принадлежало моей матери. Она пыталась научить меня, я даже когда-то мог сыграть пару гамм, но мой интерес быстро угас. Сейчас я вряд ли даже ноты сумею прочитать, - профессор, не вставая, потянулся к книжному стеллажу и достал из нижнего ящика несколько нотных тетрадей.
Я их пролистала. Мелькнули знакомые имена Моцарта, Сальери, Вивальди… О, этот Вивальди тоже написал Времена года!
Я открыла крышку, положила руки на клавиши и в качестве разминки, чтобы вспомнить, сыграла «К Элизе» Бетховена. Неожиданно, но пальцы слушались прекрасно, словно порхали по клавишам несколько лет без перерыва. То ли издержки эльтской физиологии, то ли кручение магических фиг всё-таки дало положительные плоды. Звучало немного не так, как как я привыкла, но звук у пианино был хороший, чистый. Чудный инструмент.