Второй прыжок с кульбитом и пистолетом
Шрифт:
— Зачем? — Анюта даже остановилась.
Загорелые ноги, покрытые капельками воды, в лунном свете светились матовым изваянием. Я с трудом отвел глаза.
— Борьба за власть — это война пауков в банке, до полного уничтожения оппонента. И не забывай о деньгах.
— О каких деньгах?
— О реквизиции ценностей у богатых. Любая революция — это еще и передел сокровищ. В советских газетах много писали о расстрелах чекистов, проводивших реквизиции. За время революции к рукам ленинцев много чего прилипло… Сталин не только избавился от ленинской гвардии, он ее еще и ограбил. Как говорится, «грабь награбленное».
— Да ну? — охнула девчонка.
— А на какие деньги Сталин индустриализацию провел, как думаешь? Не было в разрушенной стране столько золота.
— Ни фига себе…
— А потом верные ленинцы отравили Сталина, — добил я ее. — И расстреляли Берию.
— Зачем?!
— Революцию замышляют романтики, осуществляют фанатики, а плодами пользуются мерзавцы. Это не я сказал, это Отто фон Бисмарк, рейхсканцлер Германии. Но я с ним согласен… К власти они подвели Хрущева, который положил начало концу СССР. Никиту Сергеича в конце концов сняли, конечно, но впервые в советской истории без убийства. И чем он мог гордиться, так это тем, что культа личности Хрущева не было. Почему? Потому что личности не было.
Глава тридцать первая, в которой происходит наступление на музыкальном фронте
Анюта перестала жевать:
— Дадите ссылку на правильную книгу в инете, Антон Михалыч?
Ночную политинформацию прервал пограничный наряд. Хрустя галькой, они неспешно подошли и осветили фонариком кучку одежды на берегу.
Анюта ойкнула, присела в панике, и тут же рыбкой сиганула в воду.
— Вам следует покинуть пляж, в темное время суток это пограничная зона, — унылым голосом продекламировал старший наряда стандартную фразу.
— Но как же так, — обиженно воскликнула девчонка из темноты. — Днем тут нахалы не дают жизни, а ночью запретная зона! Хоть на рассвете позволите купаться?
— Через час будем идти обратно. Чтобы к тому времени вас тут не было! — усмехнулся пограничник.
Видимо, серьезной угрозы для безопасности охраняемой зоны мы не представляли. Размеренным шагом наряд пошел дальше по маршруту, галька покорно скрипела под солдатскими сапогами. Я же двинулся в другую сторону — полезную прогулку у моря никто не отменял.
На третий день в Малом зале появился человек, которого я ждал всеми фибрами своей души — Ким Авекидович Назаретов. Великий музыкант через несколько лет возглавит здесь кафедру джаза, первую в Советском Союзе. А пока будущий профессор заведовал отделением эстрадной музыки в училище искусств, где сколотил для выступлений солидный музыкальный коллектив.
Сюда Назаретов пришел как к себе домой, и для него сразу нашлось местечко в первом ряду, среди педагогов Музпеда. Не всех, конечно, но значительной части. Между собой они обменивались мнениями и, иногда, в паузах между номерами — репликами с Надеждой Козловской. На задних рядах студенты и наиболее наглые дружинники, покинувшие пост, вели себя свободней: могли и похлопать, не скрывая симпатий. Впрочем, это не мешало им откровенно, с комментариями, глазеть
— Убил бы дармоедов, — процедил Антон.
Я тоже склонялся к мысли о справедливости суда Линча и необходимости революционного расстрела на месте. Однако оставалось только жалеть о том, что у нас не мусульманская страна. Сразу после явления Кима Назаретова план репетиции претерпел изменения — мы отошли от джазовой линии на заранее подготовленные позиции. Собственно, я и так зацикливаться на этом не собирался; с другой стороны, наступило время показать индивидуальные качества девочек. Ну и себя, любимого, в смысле Антона, тоже не забыть.
Для демонстрации силы отлично подходила композиция «Июльское утро» британской группы «Юрай Хип». Кен Хенсли только-только написал эту балладу, и в эфире она еще не звучала. Гениальный десятиминутный трек позволил проявить себя всем участникам группы — особенно Вере, с ее сложной партией на синтезаторах. У гитары Антона имелась не менее важная роль, а нарочито оперная манера исполнения Надеждой Константиновной внесла в рок-композицию свежесть и стиль. Я поставил Алену вторым голосом, и не прогадал — ее сопрано, в припеве переходящее в фальцет, звучало гармонично.
Дай июльское утро припомнить, где любовь я искал,
Чтобы солнцем наполнить новых дней карнавал.
Лишь под гомон певчих паяцев отправлялся домой,
Оставляя грозу бесноваться на дороге ночной.
День пришел, а с ним пониманье:
Должен встретить тебя.
А любовь я искал в самых странных местах.
Перевернут там мной каждый камень,
В сотни лиц я глядел, но в этих глазах
Не увидел любви вечной пламень.
Тот, что в сердце моем, тот, что в мыслях моих,
В той душе у меня…
Наталья Николаевна несколько раз останавливала певицу, чтобы сделать замечания по делу: поправила партию виолончели, добавила драйву бас-гитаре, ударнику велела грохотать тише, а под конец, в очередном прогоне, отрядила все свободные голоса в бэк-вокал.
— На первый раз хватит, — заявил я после более-менее терпимого варианта. — Всем отдыхать пять минут. А Анюта выходит сюда без гитары, с песней «Конь».
По моему сигналу Вова Спиридонов бросился ставить три микрофона в ряд.
— Как? — поразилась Наталья Николаевна. — Доченька, ты поешь?!
В ответ Аня развела руки, и бархатное контральто полилось со всех сторон:
Выйду ночью в поле с конём,
Ночкой тёмной тихо пойдём,
Мы пойдём с конем по полю вдвоём,
Мы пойдём с конем по полю вдвоём.
Ночью в поле звёзд благодать,
В поле никого не видать,