Второй прыжок с кульбитом и пистолетом
Шрифт:
Планомерно, с укусом и синькой, я драил все подряд хлопчатобумажными перчатками. Потом бережно протирал салфетками из микрофибры. Еще и подпевал — с экрана телевизора «Пинк Флойд» весьма способствовал творческому процессу. Оказывается, талант посудомойки дремал во мне всю жизнь! Так увлекся, что не заметил, как на кухню вошла соседка Рита.
— Что-то зачастил ты домой, — заметила она. Переступив через коробки, уселась на стул рядом. — А я ездила в «Ашан», заодно свежего кошачьего корма
Тут же нарисовалась Алиса, чтобы поучаствовать в акции по дегустации кошачьего корма. Хороший аппетит кошки говорил об одном: беременность протекает нормально. Ну Лапик, ну удружил! Скотина бессовестная.
— Скока денег? — стянув перчатку, я полез в карман.
— И не стыдно такое говорить? — возмутилась она. — Ты мне кажный год урожай с дачи отдаешь, технику домашнюю чинишь, а я за такую ерунду буду деньги требовать? Побойся бога.
— Ладно, — согласился я. — Замнем для ясности. Настоящего компота хочешь?
— Будто компота я не видела, — хмыкнула она. — Все антресоли банками забиты.
— А ты попробуй, — из хрустального графина разлил по хрустальным стаканам ярко-багровый огонь.
Рита пригубила, почмокала губами, а потом пробормотала потрясенно:
— Вкусно… Удивил! Рецептик надо переписать.
Усмехнувшись, я промолчал — рецепт переписать несложно, только таких ингредиентов здесь не производят.
— А что за грандиозная уборка? Никак переезжаешь?
— Да нет, — присев рядом, я вытер пот со лба. — Все проще. Деньги кончились, а тут покупатель на хрусталь объявился.
— Да что ты говоришь?! — удивилась она. — Кому в наше время такое надо? Тяжесть и ужасный головняк с мытьем.
— На любой товар есть потребитель, — глубокомысленно изрек я. — Только его найти надо.
— Слушай, Антон, а возьми мой хрусталь? — воскликнула она. — Перед Новым годом того и делаю, что пыль стираю. А пользоваться никто не пользуется, одна морока! Давно бы к чертям выкинула, да рука не поднимается. Я тебе и помыть помогу. Забери с глаз долой, а? Узкий столик в больничной палате был завален бумажными папками. Нина дремала, а оба полковника, Уваров с Острожным, имели бледный вид с красными глазами.
— Картежники всю ночь сидели над пулькой, — догадался я, водружая сумку на угол стола.
— Твои слова, да богу в душу, — Нина зевнула. — Антон, как же мне надоело валяться! Сегодня будешь меня лечить?
— И обнимать буду, голубушка, и руки возлагать, — интонациями лысого доктора проворковал я, и принялся выгружать продукты. — Кстати, попу не помешало бы помассировать, для профилактики пролежней.
— Охальник… — она томно прикрыла глаза. — Не говори глупостей, люди же кругом!
— Молочко, творожок! — обрадовался
— Правильное советское питание будет позже, — злорадно заметил я. — Как только правильные деньги появятся.
— А они появятся? — Уваров тоже умел догадываться. — Чую, что-то ты придумал.
— А тебе казалось, я только сумки таскать способен?
Виктор Острожный к разговорам не прислушивался — внимательно изучал какой-то документ.
— Значит так, — сказал он, закрывая очередную папку. — В целом ситуация ясна.
Пикировка моментально увяла, Коля посерьезнел:
— Что скажешь?
— Душой я с вами, но надо родных подготовить. У меня военная семья, знаете ли. Вика физкультуре пограничников обучает, жена тоже офицер, только по медицинской части. Младшей дочери десять лет, однако право голоса имеет.
— Не вижу проблем, — Коля посмотрел на Нину, и та кивнула. — Повторюсь: устроим всех. Квартирой обеспечим, женщин твоих легализуем, работу найдем. Ребенок в школу пойдет. Короче, все как у людей. Ну а тебе обеспечим занятие по специальности. Вопросы?
— Вопросов будет много, — пообещал Острожный. — И для начала главный. Как так получилось, что в личном деле Нины Радиной нет сведений о дочери? Это дело лежит в моем сейфе, и я отлично помню графы о семейном положении: «не замужем» и «детей нет». Не было детей, и налог за бездетность аккуратно уплачивается!
— Так получилось, Витя, — замявшись, Нина смотрела в сторону.
— И как это так получилось? — отговорки его не устраивали.
Едва сдерживаемый гнев Виктора заставил Нину признаться:
— Мама на себя Верочку записала, чтобы мне биографию не портить. Маме было все равно, а я как-никак молодой офицер, комсомолка, и вдруг «на» тебе — безотцовщина. Тогда к этому строго относились.
— Выходит так, что Вера сирота безродная, — резюмировал Острожный. — И кто отец?
Я притих над сумкой продуктов — стало интересно, каким финтом Нина выкрутится из ловушки, в которую сама себя загнала.
— Антон, — простонала она больным голосом. — Как же болит голова… Подойди, пожалуйста, у тебя легкая рука.
Тем временем Острожный покопался в папках, и раскрыл одну из них:
— Справку о смерти Веры Викторовны Радиной, 1953 года рождения, вам достать удалось, — он поднял глаза на Колю. — А фотографии где? Странное дело, ни одного фото девочки, а между прочим, первого сентября ей восемнадцать исполнится!
Нина шумно вздохнула, убрав мою руку со своего лба. И правильно, нечего придуриваться. Голову в песок совать можно, только вряд ли это поможет. Переглянувшись с Ниной, Коля подал ему планшет: