Второй Шанс 3
Шрифт:
— Это как раз понятно! — с досадой ответил Генерал. — Они в число авторов не входят. Смысл им стараться для других! Это действительно необычно.
— Да, но это все мелочи, по сравнению с самым главным, — таинственно произнес Полковник.
Глава 10
Старинная рукопись
Утром, после бурной ночи, Сашу разбудил звон посуды доносящийся со стороны кухни. Кати в постели не было. Он встал и накинул купленный Катей мужской халат. Сам он их не любил и предпочитал ходить по квартире в майке и семейных трусах. А зимой в хлопчатобумажном спортивном
Войдя на кухню, он увидел свою красавицу, которая жарила яичницу с колбасой и тертым сыром. На соседней конфорке закипал чайник. Тихонько подкравшись сзади к увлеченной готовкой жене, он обнял ее за талию и поцеловал в шею.
— Ну Саша, — ответила довольная Катя, — неужели тебе ночью было мало? У меня сейчас яичница подгорит!
— Мало! — уверено ответил ее муж. — Я, конечно же, не Геракл с его тринадцатым подвигом, но не прочь был бы повторить!
— Ненасытный! — рассмеялась Катя. — Ночью! Теперь все только ночью! А что это за подвиг тринадцатый? Я знаю про двенадцать.
— Геракл, будучи в гостях у греческого царя Феспия, правившего городами Феспии в Беотии, за одну ночь лишил девственности его пятьдесят дочерей!
— Как? Он их изнасиловал? — удивилась юная женщина.
— Нет, что ты! Царь сам их послал к нему. Вообще-то, они договорились, что дочь будет всего одна! Но этот царь и его дочери захотели иметь детей от такого героя, чтобы потом с ними никто не мог сравниться!
— И что?
— Сначала с ним легла одна дочь, и запретила ему зажигать свет. Потом она ушла, и как бы вернулась, но это была уже ее сестра. И так пятьдесят раз!
— Ха-ха! — рассмеялась Катя. — Какие эти древние греки были фантазеры! Он что не заметил, что каждая вернувшаяся девушка была девственницей? В жизни в это не поверю!
— Ну, на самом деле, они считали, что это были козни богини Геры, жены Зевса, которая ненавидела Геракла, и решила так его опозорить, будучи уверенной, что ему такой мужской подвиг не по силам!
— И что?
— Ну он же герой! Конечно, он справился! Все пятьдесят дочерей Феспия стали в ту ночь возлюбленными Геракла и родили от него пятьдесят сыновей, потомки которых жили в Феспиях и на Сардинии.
— Ты вот что, Саша, — Катя выключила газ под сковородкой с яичницей, повернулась к нему и строго посмотрела в его глаза, — никаких гераклических подвигов в этой области от тебя я не потерплю! Гераклствуй со мной! И больше ни с кем!
— Только с тобой! — и Саша крепок обнял и поцеловал жену.
— Все! Иди умывайся! И приходи завтракать! — она с улыбкой выскользнула из его объятий и стала расставлять тарелки на кухонном столе.
Саша, прекрасно понимая, что на этот раз ничего больше не обломится, быстро направился в ванную комнату, где произвел все необходимые утренние гигиенические процедуры. Когда он вернулся — сел за стол и с недоумением просмотрел на Катю, которая еще не разложила яичницу на тарелки.
— Ждем дедушку! — строго сказала она.
— А вот и я, дети! С добрым утром! — в кухню вошел дедушка Кати. — Как же вкусно пахнет!
— Деда! Садись, я сейчас и кофе налью, — молодая хозяйка стала раскладывать еду по тарелкам,
После завтрака мужчины собрались и, простившись с ней, направились в лабораторный корпус. Они с нетерпением хотели узнать продолжение истории Яра и Альфонсо.
Войдя в кабинет, старый академик открыл сейф, надел матерчатые перчатки и протянул еще пару Саше. Потом вынул стопку листов с переводом рукописи, сел за стол, надел очки и начал читать с того места, где они прервались прошлый раз.
'Когда разбойники и христопродавцы-опричники закончили грабить наше разоренное поместье, они покидали все, что нашли на розвальни, в которые запрягли одну лошадь. В основном, это были вещи из железа, которое очень ценилось: подковы, гвозди, косы, железные полосы и дверные петли, обручи для бочек, а также, небольшие запасы зерна в мешках. Потом собрали всю оставшуюся живность в небольшое стадо, а туши убитых овец и свиней покидали в те же розвальни.
Осознав, что больше взять — с разграбленного поселения — нечего, отягощенный добычей отряд опричников двинулся к Старице. Я шел рядом со своим новым господином держа его за стремя, чтобы не отстать и быть под его защитой. Хотя охмелевшие от браги и крови опричники на меня не обращали никакого внимания. Видимо, даже их звериные души уставали от душегубства.
Так мы шли весь день, без привала и к вечеру добрались до города, бывшей столицы нашего невинно убиенного князя Владимира. Пройдя через ворота, Альфонсо сразу отделился от разбойничьего отряда и мы направилась на постоялый двор. А опричники поехали в свою слободу. Больше мы с ними не виделись.
На постоялом дворе Альфонсо поручил мне заняться его конем, расседлать его, почистить, напоить и дать овса, а сам пошел к хозяину договариваться о ночлеге и ужине. Когда я закончил, он появился на конюшне, приказал мне взять седло и уздечку, и отнести в нашу комнату на втором этаже. Потом мы спустились вниз и сели за грязный деревянный стол. Мой новый хозяин с брезгливостью осматривал харчевню.
Нам принесли тарелки с пшенной кашей и жареное мясо. Альфонсо пил вино, которое наливал из своего кувшина. А мне принесли мутное полпиво. Оно было вкусное, но слабое. Чтобы опьянеть от него нужно было выпить очень много. Воду в городе мы не пили, боясь заболеть животом.
Пока мы ели харчевня заполнялась местным людом. Ели они мало, в основном пили. Кто пиво, кто кислое вино, а кто хлебное вино, что потом, как я узнал, было водкой. Чем больше народ пил, тем шумнее становилось в заведении. Альфонсо встал, чтобы идти в нашу комнату. К нему — на покачивающихся ногах — подошел неопрятный человек с бородой и стал нагло его рассматривать.
— Католик! Папин собачий сын! — утвердительно заявил он. — Твой папа еретик и слуга Сатаны, возомнивший себя Богом!
Альфонсо ничего не стал отвечать, но молниеносно выхватил свой меч, который, как я потом узнал, был чем-то средним между полноценным мечом и шпагой, и ударил его плашмя по голове. Мужик и так нетвердо стоявший на ногах, молча упал на пол. Собутыльники с гомоном и угрозами встали и стали надвигаться толпой на нас с идальго.