Второй шанс узнать себя
Шрифт:
– «Того» или нет, это я не знаю, – хмыкнул в кулак Гюстав, – но Королевская опера Версаля специализируется на барочном репертуаре. А в то время все роли играли мужчины и, как правило, кастраты – их голос звучит мелодичнее. Хотя, мне кажется, для них это довольно слабое утешение.
– Надеюсь, эти…
– Нет, Роксана, эти нормальные. Хотя я лично не проверял.
– А вы еще Людмилу Леонидовну в пошлости обвинили.
Немец развел руками, посмеиваясь.
– Вы сами такую тему завели. Присаживайтесь, представление скоро начнется.
На сцене появилась экстравагантная пара: «женщина» с перьями на голове, торчащими как украшение на шлеме греческого бога Меркурия, и мужчина,
Странно было слышать от мужчины женский голос, которым он выводил мелодию, держась за руку «избранницы».
Гюстав милостиво согласился переводить в ущерб наслаждения музыкой.
«Ах, ведь денница,Мандана несравненная, близка уж;И коли Ксеркс узнает,Что в сей дворец явился вопреки яЕго жестокой воле, в оправданьеМне не довольно будетЛюбви порыва, кой руководил мной,Тебя ж не защитит, что дочь ему ты».«Женщина» пела почти таким же голосом, немного с другим оттенком:
– Контратенор, – объяснил немец, – весьма приближено по звучанию к голосу кастрата. Как бы это ни звучало, – он не смог подавить смешок.
«Разумен страх сей, царские покоиОпасны для тебя. Но можешь в стенахОстаться Суз. Ведь Ксеркс хотел, чтоб ты лишьПрочь из дворца был изгнан»… [7]Несмотря на некоторую необычность, музыка и действие на сцене затягивали. Месье Ален самозабвенно махал палочкой.
7
Отрывок: Леонардо Винчи (1696–1730). Музыкальная драма: Артаксеркс. Либретто: Пьетро Метастазио.
– А без котелка ему гораздо лучше, – мимолетно отметила Роксана, возвращаясь к действию.
Закончился первый акт, люди хлопали стоя.
– Пройдемся? – предложил Гюстав, протягивая руку.
Рука об руку они совершали променад, как выразился Гюстав. Он оказался доктором искусствоведения, и все прекрасное ему было не чуждо.
– Вы заметили, контратенор Франко Фаджоли, играющий Арбака, был сегодня несколько эксцентричен, я бы даже сказал комичен?
– Да, помощникам несколько раз приходилось его успокаивать и возвращать на сцену, – согласилась Роксана, обмахиваясь одолженным веером. Конечно, красивый веер, расписанный яркими птицами, не добавлял ее «ушастой» футболке изящества. Но в зале было очень душно. – И все же поет он чудесно.
– Да, это верно, – отметил немец, сворачивая обратно.
Их путь лежал мимо кресла, на котором пристроила свои бока Людмила Леонидовна. На антракте она не выходила, видимо, боясь показаться вульгарной в своей обтягивающей одежде. На них смотрела зло, но молча. Что обоих вполне устраивало.
– Мне ее немного жаль, – призналась Роксана. – Мы все же земляки.
– Не землей определяется человек, а поступками, – веско заметил профессор. – А жалеть не надо. Надеюсь, она вынесет для себя урок из сегодняшнего происшествия. Нельзя, находясь в чужой стране, ругать ее народ. Да и находясь в своей – тоже. Некультурно это. Главное, что делает человека человеком, это культура и сознание, а особенно
Второй акт закончился песней отца эксцентричного Арбака-Артабана.
«В испуге так валитсяБескровный, побледневшийОт молнии внезапнойПастух ошеломлен.Когда же замечает,Боялся что напрасно,Встает, вздохнув, готовыйПересчитать он стадо,Что в страхе разбрелось». [8]– Мне понравилась последняя ария. Вы заметили, все отдыхают, а дирижер все так же стоит и держит весь оркестр в узде? – поделилась своими наблюдениями Роксана во втором антракте.
8
Отрывок: Леонардо Винчи (1696–1730). Музыкальная драма: Артаксеркс.
– По правде говоря, я не наблюдал за ним. А что он вас так заинтересовал? Этот лягушатник? – насмешливо поинтересовался профессор.
– Нет, просто случайно столкнулись с ним в электричке. И лягушатником я его не называла.
– Вы когда-нибудь пробовали лягушку? Говорят, их мясо похоже на куриное, – продолжал смеяться профессор. – Предлагаю посетить ресторан после просмотра третьего акта.
– Это свидание? – лукаво улыбнулась женщина, приглаживая футболку с чебурашкой.
– Ну что вы, в моем возрасте? Но если вы предпочтете мое общество обществу нашего великолепного дирижёра, я пойму.
– Вот еще, – вздернула нос Роксана, изображая оскорбление.
– Вот и решено.
В ресторане лягушек не подавалось, зато были другие восхитительные блюда. За ужином снова подняли тему оперы.
– Как хорошо, что все так закончилось. Сын вступился за отца, и их обоих простили, – проговорила, зевая, Роксана в ожидании десерта.
– Насколько вы здесь? Признаться, я давно не встречал такого приятного собеседника, как вы. Вы еще не посещали главную достопримечательность Парижа? Я могу вам многое о ней рассказать.
– Верю, – еще раз зевнула в кулак Роксана.
– Вам уже пора спать, – ласково прикоснулся к руке профессор.
– Дождемся десерта и пойдем, – не стала спорить женщина, понимая, что еще чуть-чуть, и уснет прямо тут за столиком.
– Excusez-moi.
Роксана повернулась на знакомый голос.
– Parmettez-moi de me presenter – Alain.
Гюстав повернулся к говорящему и сложил руки на груди.
– Сегодня, Оксаночка, я ваш личный переводчик, – заметил он, чуть хмурясь.
Дирижер застыл каменным изваянием в ожидании ответа.
– Ей тоже приятно познакомиться. Ее зовут… Вы же не замужем Оксаночка? – уточнил Гюстав и после кивка продолжил: – Мадмуазель Вронская.
Француз расплылся в улыбке и без приглашения сел на стул спиной к немцу.
– Наверно, я всё-таки соглашусь с вашей подругой, – пробурчал Гюстав, передвигая стул в обход стола, ближе к Роксане.
– Мне очень жаль за тот инцидент со шляпой. Если хотите я возмещу вам ущерб.
Гюстав перевел, не сводя прищуренных глаз с дирижера. Даже по голосу было слышно, что он отказывается от слов, сказанных несколько часов назад о культуре, сознании и самосознании. По отношении к одному человеку точно. Француз вел себя беспечно, размахивал руками, не сводя глаз с женщины, причем его взгляд блуждал в основном в области груди. При каждом его слове, его бородок так смешно поддергивался, что Роксана еле сдерживала смех.