Второй шанс узнать себя
Шрифт:
– Ничего страшного, – вещал он, не обращая внимания на переводящего Гюстава. – Я сам виноват. Я несколько растерялся при виде такой прекрасной женщины и поэтому повел себя весьма некультурно.
– Ты и сейчас себя так ведешь, – прокомментировал под нос профессор.
«Боже мой, как быстро могут поменяться люди, – думала Роксана. Такой сдержанный и доброжелательный человек, как Гюстав, нахохлился и слегка постукивал ногой при переводе новых эпитетов в ее адрес. – Кажется, это и вправду было свидание», – смеялась она про себя, вслух однако ничем не выражая чувств.
Ален все больше распалялся, уже хватая руку женщины с просьбой погулять. Нервы профессора окончательно сдали. Он медленно встал, оттолкнул руку
– Простите, Оксаночка, вынужден откланяться. Здесь я буду лишним. Надеюсь, наша прогулка к Эйфелевой башне состоится, – он еще раз поклонился и вышел, оставив женщину наедине со счастливым Аленом. Он, оказалось, неплохо говорил на английском и контакт был налажен.
Гуляли по ночному Парижу. В основном говорил Пипин – так его звали. Он рассказывал о тех местах, где выступал, что видел, в каких постановках участвовал. Из оркестровой ямы выглядело все по-другому; рассказывал о казусах на сцене.
– …Никогда не думал, что комики умеют так не смешно падать…
– …И его ткнули шпагой, грим потек, проморгаться не может, но говорит: «Я так зол, что не могу плакать»…
– …«Простите, сеньоры, я сегодня не полностью собрана», – говорит контратенор, показывая на сдутую грудь…
Роксана смеялась до слез. Как-то незаметно Пипин уже обнимал женщину, держа руку пониже спины. Да, он был несколько несуразным, больше похожий на молодого горного козла, со своими тонкими ножками и ручками, а особенно бородкой. Но в нем был свой шарм. Но больше, наверное, наглости.
– Мадмуазель Вронская, не соизволите меня пригласить к себе? – Они стояли возле входа в отель. – Я приготовлю вам восхитительный завтрак, который вы в своей России никогда не попробуете.
Намек был более чем очевиден.
– Мы, в своей России, – подчеркнула Роксана, – не приглашаем к себе в первый же день знакомства.
– Но это второй, – искренне возмутился француз, пытаясь незаметно пролезть между ней и дверным косяком.
– Вы представились только сегодня, – не согласилась Роксана и захлопнула перед французом дверь. Тот немного постоял, потом что-то пробурчал, вероятно, о коварности русских женщин, и ушел.
Из дневника:
«Сегодняшний день был полон событий. Познакомилась с разными, интересными людьми. Кажется, у меня наклевываются отношения с жителем города романтиков. Правда, он не очень романтичный, скорее, пошловатый. Наверно, я тоже соглашусь с Людмилой Леонидовной, не так уж она и не права, по крайне мере это применимо к этому французу точно».
Ночью Роксане снился Версаль во времена правления Людовика. Она была одета в ярко-красное платье с рюшами, на лице – черная маска. Русый парик был убран сложной прической. День маскарада. Ей кланялись как знатной особе, кавалеры выстроились в очередь, чтобы танцевать с ней. Но первым протиснулся месье Ален, он, почему-то был во фраке и в испорченном котелке, выглядевшем, как коровья лепешка. Был неуклюж в танце и все время наступал на ноги. А где-то сбоку постоянно звучало протяжное: «Лягуша-а-а-атник!» – голосом учителя.
Утром ее ожидал букет маленьких чайных роз на ресепшн. И маленькая записка: «Надеюсь, наша прогулка на Эйфелеву башню состоится, Оксаночка. Если вы согласны, позвоните по этому номеру телефона». Она уже потянулась к трубке, но ее отвлек колокольчик на двери.
Сначала появился он, букет из самых невообразимых цветов, половину из которых Роксана не знала, и уже после сам месье Ален. Вручив букет администратору, чтобы она поставила его в номере, Пипин поволок Роксану гулять. Несмотря на все возражения вроде: мне надо переодеться или поправить волосы.
За два дня они посетили все достопримечательности: Триумфальную арку на площади Шарля де Голля, университет Сорбонна,
– Mon petite amie. Vous ^etes la femme la plus s'eduisante [9] .
Пипин любил читать ей стихи. Вообще, как-то сложилось, что говорил только он. Он не спрашивал о Роксане, не интересовался ее мыслями, не знал, как она живет, и даже, сколько ей лет. На любой вопрос, о том, что будет дальше, читал стихи с выражением, глядя куда-то в небо. Особенно любил декламировать «Букет», всегда ставя ударение на слово любить. Только смысл он вкладывал явно не тот, что Ронсар.
9
Мой маленький друг. Вы самая обольстительная женщина (французкий)
10
Отрывок: Пьер де Ронсар. Сонет к Марии. «Букет». Перевод: Иванов В. Я.
О профессоре больше не было слышно. Но чайные розы еще радовали глаз. Через неделю нужно было уезжать, а что ее связывало с Пипином, Роксана, так и не поняла. Он каждый вечер просился к ней в номер, но, одолеваемая какими-то смутными сомнениями, женщина каждый раз отказывала. А когда начались критические дни и вовсе обрадовалась.
Каждое утро появлялся новый букет цветов. Ходили в рестораны, где каждый оплачивал за себя. Гуляли в садах. Ездили в провинцию дышать свежим воздухом. Один раз Роксана взяла с собой мольберт, но после неудачного наброска и презрительного хмыканья больше не показывала свои работы французу. Просто слушала. После рассказов о работе Пипин перешел к рассказам о себе. По его мнению выходило, что он самый лучший на земле и Роксане очень с ним повезло. Романтик, обладающий вкусом и шармом. А еще он якобы был очень силен, что весьма сомнительно при его телосложении, и умен. «И вообще, мама говорила»…
А вот мама – отдельная история. О ней он мог говорить часами. При близком с ним общении дирижер становился больше похожим на ребенка пубертатного периода, чем на зрелого мужчину.
Софи была оперной певицей и с самого рождения приучала сына к музыке. У них даже устраивались званые вечера, где Софи исполняла старые арии, а Пипин аккомпанировал на фортепьяно. Хотя он давно уже не жил с матерью, но званые вечера посещал до сих пор. Уважал ее, хотя и называл крайне истеричной натурой.
Пипин взялся учить Роксану французскому, морщась каждый раз при не правильном произношении. Но в целом изучение языка продвигалось неплохо.