Второй Шанс
Шрифт:
— Эй, — я резко окликнула “господина ученого”, — что это вам понадобилось в моих вещах?
Басх дернул головой и выронил мешок от неожиданности.
— Я вам карту давал, помните? Ту самую, с секретом. Она мне нужна.
Ах, вот оно что.
— Ну, так разбудили бы, — сказала я. – К чему ручки-то пачкать? Гадость какая, Басх, хорошо ли так начинать ваш великий путь?
— А вы меня не учите! – Басх взвился вверх и отвесил моему мешку хорошего пинка. Несчастный жалостно прошуршал по полу. – Найдите ее сами, если вам так больше нравится. Не задерживайте меня.
Он начал срываться на крик, который
— Ничего себе я поспал. Спину отлежал напрочь! Чего орете? Заняться больше нечем?
— Я просто хочу получить свою карту назад, — сказал Басх низким и гудящим от гнева голосом.
— Да сейчас, — проворчала я. – Найду – отдам. Успокойтесь. Больно она мне нужна.
Брови Святоши углом сошлись над переносицей:
— Что здесь происходит? Что я проспал?
— Много чего, — отозвалась я. – Басх вчера соизволил оплатить наши услуги, и сегодня покидает, чтобы продолжать свой путь в более подходящей компании.
— Вы не в том положении, чтобы смеяться надо мной… Белка!
— Да не смеюсь я, уймитесь уже! – огрызнулась я, а в голове шевельнулся законный вопрос: в каком таком я положении, что уже и шутить не дозволено? Не ждет ли снаружи конвой из отборных Адептов Нэль во главе с самой…
Моя рука шарила в сумке, пытаясь нащупать свернутый пергамент, а Басх тем временем занялся прочими своими вещами. Святоша некоторое время наблюдал за происходящим молча, потом сказал:
— Я пропустил уйму всяческих вещей, видать.
— Ага, — сказала я, продолжая рыться. Карты что-то не попадалось. – Расскажу чуть позже, вот только…
— Поторопитесь! – перебил меня Басх, стараясь говорить властно. Я покосилась на него с раздражением и увидела, что он уже стоит у лестницы со своей сумкой на плече, а в другой руке держит тот самый зеленоватый конус. Отблески пламени ложились на него странно, завораживали, словно бы затекая в резьбу и струясь по ней. У меня отчего-то закружилась голова, в висках застучали маленькие болезненные молоточки. Что-то внутри отчаянно умоляло меня остановить ученого, отобрать у него камень, который приковывал мой взгляд своим странным свечением. Басх сжал его, и я почувствовала, как дрогнуло мое тело, напряглось, желая броситься и схватить…
— Подавитесь ею, — бросил наш уже окончательно бывший наниматель, круто разворачиваясь. – Обойдусь без нее. Мне некогда.
Он поднялся по лестнице и исчез в отворившемся проеме входа, а у меня перед глазами поплыли зелено-огненные круги. Пальцы разжались и выпустили мешок. Плохо понимая, что творю, я кинулась следом.
— Белка! – крикнул Святоша за моей спиной. – Стой!
Я взлетела по лестнице и пинком отбросила деревянный заслон, служивший пещере подобием двери. В лицо ударил зимний ветер, за огненными сполохами в собственных глазах я едва могла различить, что сейчас в небе – хрустальная чистота, или же серое предвестье метели?
На склоне виднелись две фигуры: одна рослая, с вязанкой хвороста, другая – отмеченная зеленой вспышкой, что звала меня и молила… о спасении? О милости? Я готова была поклясться, что в моих ушах звучат далекие, но отчетливые рыдания.
— Эй, ты! – услышала я собственный выкрик, стрелою пущенный в спину уходящему
Я тысячу раз клялась – самой себе, Святоше, Синему Небу – что все слова, сказанные мной в эту странную минуту, принадлежали кому-то – или чему-то – совсем другому. Не мне. Не мной они были придуманы, хоть и сорвались с моего языка. Что-то, что было мне непонятно, незнакомо и чуждо, говорило сейчас моим голосом.
А ничего не предчувствовавший Басх обернулся ко мне – медленно и будто бы устало.
— И что же?
В огне, которым сейчас был охвачен для меня весь мир, молодой наироу казался тлеющим и обреченным.
— Желая позаботиться о судьбах мироздания, — снова заговорило неведомое, пугающе усмехаясь, — научись-ка прежде заботиться о самом себе, ты, пыль под ногами неумолимого рока.
— Да как ты… — начал было Басх, но мои глаза окончательно заволокло зеленью и золотом, а в ушах загудел ветер, которого не было. Я почувствовала, как вытянулась вперед моя рука… жжение, начавшееся в самых кончиках пальцев и колючими искорками бегущее к запястью и выше. Было чувство, словно кровь в моих венах греется и вскипает. Мое тело не слушало меня. Я закрыла глаза, но обморок, который казался неизбежным, не пришел… а пришла вдруг лесная поляна, кинжальные острия сосен вокруг, мокрые палые листья под ногами и конус, который я держала в руках – как в первый раз, когда Святоша распотрошил сумку Басха. Только тогда камень был мертв. А теперь огонь тек по древнему узору, рождая странную жизнь и биение в зеленоватой глубине. Мы словно дышали одной грудью.
А вокруг отовсюду прорастали лунные стебли.
Вдруг узор начал расти, распространяться за пределы зеленого камня, заполняя собой пространство… Вот он развернулся перед моими глазами во всей красе – и исчез в яркой, слепящей вспышке. Я успела только опустить глаза и осознать, что камень треснул по всей длине – перед тем, как чернота поглотила все.
…Слух мой очнулся раньше, чем я открыла глаза. Он уловил суховатый, но тяжелый кашель где-то совсем рядом. Подбородку было щекотно – видно, от мехового одеяла, которым меня укрыли. Оно же источало и душный запах, глушивший для меня сейчас все остальные.
Кашель повторился.
— Ну, ну, — успокаивающе говорил, похоже, Ганглери. – Давай-ка, надо выпить это.
— Да не могу я, — возразил ему прерывающийся голос Святоши. – Ух, мерзость…
— Ничего не поделаешь. Кто тебя просил?
Глотки.
— А что я должен был делать? Как бы вы поступили на моем месте, дедушка?
— Ну, я же был там, рядом! Тебе нельзя было надрываться. Не держи, выплюнь. Прямо на хворост, не стесняйся.
— Оно того… оно того стоило… Я давно хотел.
— Но не ценой собственной жизни же!
Кашляющий смех.
— Да бросьте! Не так все плохо-то было.
— Ну ладно. Может, и не так. Болит?
— Немного.
— Где?
— В горле больше.
— Живот?
— Самую малость.
— Грудь?
— Чуть сильнее.
— Хорошо. Пей еще! Тебя, я гляжу, не удержишь в постели. Если не вылечим тебя скорее, надорвешься при первой же возможности.
— И что, если я это выпью, будет легче?
— Будет. Как кулаки?
— Да им-то что сделается! – снова глотки. – Они привычные. Повезло ему…