Вторжение, которого не было
Шрифт:
Случилось нечто гораздо более опасное для перспектив войны, чем потопление линкора, нанесение тяжелейших повреждений линейному крейсеру и некоторым другим кораблям и убийство тысячи с лишним французских моряков. Чувства французов были сильно ущемлены, и национальная симпатия к Великобритании была потеряна. 5 июля Франция разорвала дипломатические отношения с правительством Черчилля. Но американское общественное мнение, как и позиция многих нейтральных государств, осталось благоприятным для Англии; действия Соммервилла были признаны осуществлением тягостного нежеланного решения, храбро принятого англичанами. Это решение воспринималось как смелое выражение национальной решительности сражаться изо всех сил, невзирая на риск повторить судьбу минувших и развалившихся союзов. Несмотря на традиционное чувство сострадания
VI. Предположения и планы
Ешоннек оказывает давление
Ганс Ешоннек, начальник штаба ВВС Германии, 30 июня встретился с Кессельрингом на командном пункте Второго воздушного флота, расположенном среди утесов Виссанта. На эту встречу был приглашен и Шперле, командующий Третьим воздушным флотом.
Наблюдая Ла-Манш и бушевавшее вдали сражение, высшие командиры “Люфтваффе” обсуждали текущую ситуацию и проблемы подготовки ВВС к вторжению. К их удивлению, Кессельрингу было почти нечего им продемонстрировать. Колонна английских судов ночью пересекла пролив, но утренняя разведка показала, что корабли избегали Па-де-Кале и отплывали в другие воды. Над Хайтом немецкие самолеты попали под удар английских истребителей и понесли потери, причем англичане показали абсолютное нежелание преследовать “мессершмиттты” до дома, что раньше было их привычкой. В результате этого боевого столкновения немецкие истребители прекратили “свободную охоту”.
Радиопеленгационная наблюдательная служба генерала Г.Мартини перехватила сообщение диспетчеров RAF, которые приказывали своим летчикам прерывать сражения. [121]
— Необходимо, — заявил Кессельринг, — обнаружить новые цели, которые враг будет вынужден защищать.
С этим никто не спорил, однако Ешоннек опасался, что слишком явное давление встревожит англичан и демаскирует подготовку вторжения. Конечно, рано или поздно все раскроется, — буквально через пару дней к западным портам двинется колонна транспортных кораблей. Но пока следовало приложить все силы для обеспечения секретности.
Руководители ВВС Германии проанализировали баланс сил в воздушной войне. Более всего их сейчас интересовали английские радарные установки дальнего обнаружения (которые были лучше германских) и эффективные способы наземного управления истребителями RAF. Вообще говоря, штаб Геринга недооценивал эффективность системы наведения, считая, что ее возможности ограниченны и что она, отнюдь, не является необходимым элементом централизованного использования авиации. Немцы осознавали, что их превзошли в данном аспекте техники, но не придавали этому большого значения: они знали о существенных неполадках в английской системе раннего оповещения. Во-первых, германские низко летавшие самолеты часто преодолевали зону обнаружения незамеченными. Во-вторых, искусные маневры самолетов “Люфтваффе” вызывали замешательство наземных диспетчеров, которые начинали посылать английским истребителям безумные приказы и контрприказы.
Немцы знали, что несмотря на относительно тяжелые потери среди своих бомбардировщиков, баланс сражения истребителей оставался в их пользу и что в бою германские пилоты всегда могли рассчитывать если не на внезапность, то на численное превосходство. “Свободная охота” продемонстрировала высокую эффективность, хотя и вызвала недовольство среди командования бомбардировочной авиации. Следовали регулярные обращения к Герингу с требованием ограничить “охоту” и вернуться к эскортной тактике. Иногда рейхсмаршал соглашался с этим.
Все сходились во мнении, что следует вовлечь Королевские ВВС в сражение еще до общей атаки на аэродромы, запланированной [122] на 9 июля. Предложение Шперле немедленно приступить к уничтожению взлетно-посадочных полос на Островах было отклонено, как слишком агрессивное и демаскирующее
Даудинг не сразу понял, что начался новый этап воздушного наступления врага, хотя уже первого июля он увидел, что на сей раз противник сильнее, чем когда-либо. Сначала речь шла как будто об обычном построении “Люфтваффе” для полета над Па-де-Кале, но некоторое время спустя точки на экранах радаров покрыли всю территорию от мыса Лизард до Кингстоуна. Вспыхнуло самое большое с начала кампании сражение в воздухе: небольшие группы немецких бомбардировщиков атаковали военно-морские верфи, в то время как сильные эскадрильи истребителей не давали “спитфайрам” и “харрикейнам” набрать высоту и занять удобные позиции для воздушного боя. Диспетчерская служба “потеряла картинку”, запутавшись в беспорядочно двигающихся отметках от целей; командование Истребительной авиации утратило контроль над ходом сражения. И хотя баланс потерь и в этой атаке, и в тех, которые следовали за ней, оставался таким же, как и в предыдущий день, в отчаяние приводило то, что вражеские бомбардировщики на сей раз успешно поразили свои цели. Были потоплены или повреждены эскортные корабли в Гулле, Харвиче, Девонпорте, миноносец в Ширнессе. В Портсмуте серьезный урон был нанесен верфям, пострадали и близлежащие городские кварталы. Ширнесс избежал налета, зато соединение He.111 разбомбило базу ВВС в Хорнчерче.
Из воздушного сражения 1 июля англичане сделали вывод, что центр тяжести атак сместился из Па-де-Кале к Восточной Англии. Это усилило их убеждение, что именно там произойдет главное вторжение. Немецкая минная постановка в эстуарии Темзы (той же ночью) и атака торпедными катерами колонны транспортных судов в Ла-Манше усилили [123] спор между сторонниками “северо-восточной” и “юго-восточной” версий вторжения. Этот спор принял особенно острую форму, когда самолеты берегового командования возвратились из патрулирования между голландским Хуком и Остенде, чтобы сообщить, что они видели несколько лодок, входящих в устье реки Маас.
“Кригсмарине” во власти сомнений
К этому времени завершилась разработка немецких планов. Командование флотом по-прежнему не испытывало особой уверенности в успехе вторжения, но, поскольку энтузиазм других родов войск нарастал, а Гитлер оставался непоколебим, Редеру пришлось исполнять свои обязанности по сбору пестрой коллекции барж, дрифтеров, буксировщиков, траулеров и других малоразмерных судов. В ночь с 1 на 2 июля начался сбор флота вторжения в базовых портах. Прежде всего, сосредоточивались минные тралыцики и конвойные корабли, такие как катерные тральщики типа “R”, вооруженные тральщики и миноносцы. Роттердам и Антверпен были первыми портами, укрывшими флот, затем то же самое успешно сделали Остенде, Дюнкерк и Кале и, в последнюю очередь, 10 июля Булонь. Поэтому сложившееся у англичан впечатление, что западные области и юго-восточное побережье не находятся под серьезной угрозой, лишь укоренилось.
Выделенные для операции “Морской лев” соединения флота Германии были разделены на два крыла. Западное крыло включало в себя 15 подводных лодок и 10 эскадренных миноносцев. Задача этих кораблей ограничивалась охраной западного фланга вторжения. Восточное крыло было более сильным: оно включало не только шесть подводных лодок, но и все боеспособные надводные корабли, которым было предписано сопровождать флот вторжения, задержать эскадры Королевского флота в Северном море и, кроме того, содействовать высадке сухопутных войск своей артиллерией. С самого начала это выглядело невероятным приказом, так как враг многократно превосходил немецкую эскадру по всем классам кораблей. Само существование надводного флота было под угрозой с момента выхода из бельгийских территориальных вод. Единственным утешением “Кригсмарине” была возможность читать около 30 процентов английских шифровок, что [124] в достаточной степени ориентировало немецкое руководство в намерениях Королевского флота.