Вторжение
Шрифт:
Это был еще один шанс, но и его не использовали русские командиры. Еще один, но не последний. Следующий шанс относился к высадке, и мы до него еще дойдем.
Союзники напоминали робкого мелкого пакостника, который и хочет сделать свою пакость, но мнется на месте, явно опасаясь угрозы ответного действия. В то же время русское командование, казалось, махнуло рукой на угрозу, оставив все на волю Бога (погоду, политику, холеру и проч.).
Героями англо-французские конкистадоры не были, они хотели просто быть живыми и потому страшились любого противодействия со стороны русского флота. И совсем слабым его в отличие от русского императора не считали. И совсем не как князь Меншиков знали, что командуют им не робкие турецкие адмиралы, а люди умелые и решительные, для которых показать зубы — дело элементарное.
184
Наваринское морское сражение (1827г.) — победа союзного (России, Англии, Франции) флота над турецким и египетским флотом в Наваринской бухте у побережья Греции. Будущие герои обороны Севастополя адмиралы Корнилов, Нахимов и Истомин принимали в нем участие в звании лейтенантов в составе экипажа линейного корабля «Азов».
И потому наиболее умные и дальновидные военно-морские командиры английского и французского флотов всячески возражали против неподготовленной в полной мере экспедиции, понимая, что им будет противостоять не очередная колония, а мощное государство с сильной армией и не менее сильным флотом. Но их никто не слушал и не собирался слушать.
«Все протесты адмиралов не были приняты во внимание начальниками сухопутных войск. Тщетно флотоводцы указывали на отсутствие хороших гаваней, на то, что открытые рейды опасны во время штормов, подвоз снабжения крайне затруднителен, а в виду противника обратная посадка войск на суда немыслима. Высаженные войска должны были остаться без всего необходимого».{1068}
И если бояться русского флота нужно было, то страхи союзных адмиралов перед военачальниками Николая I были не более чем навязчивой фобией, опасениями того, чего не могло быть. А.С. Меншиков не был настроен не только на морское сражение, но и на какое-либо иное противодействие со стороны русского флота. Да, это совершенно не соответствовало активной позиции В.А. Корнилова: «…мы готовы угостить на славу какую угодно экспедицию, с какими бы машинами они ни были…».{1069} Но Корнилов не мог решать всё.
Опытный придворный интриган Меншиков, без чьего приказа никое морское сражение не могло состояться, явно не желал победы флота, не верил в его возможности, осмысленно ведя русскую армию в Крыму к Альминской бойне, не подозревая, что бездействие в море приведет к бесславию на суше. Царское письмо развязало ему руки по отношению к флоту. Зная тщеславность и амбициозность князя, можно предположить, что он не жаждал победы своих адмиралов, считая, что морякам хватит лавров победителей при Синопе, а честь разгрома союзников на суше в случае их высадки в Крыму должна принадлежать армии, естественно, под его «чутким» руководством. Сразу скажу, это спорный тезис, я сам не уверен в том, что это истина. Но другое что-то на ум не идет. Тем более что верный адъютант князя А.А. Панаев утверждает, что его патрон не только знал, понимал и предвидел возможность развития событий таким образом, но и имел практический опыт личного осуществления десантной операции.
«О возможности десантов неприятельских войск в больших размерах князь судил по собственному тогда еще недавнему опыту перевозки бригады 14-й дивизии из Одессы в Севастополь и одновременно с нею всей 13-й дивизии с артиллерией и тяжестями к кавказаким берегам, да еще в течение каких-нибудь десяти дней, на парусных
К счастью, сегодня трезвая аналитика событий Крымской войны начинает превалировать над ранее распространенной, все поражения оправдывающей чем угодно, кроме как правдой: государственным строем, технической отсталостью, экономикой и т.д. Слава богу, многое изменилось и особенно радует, что первыми заговорили те, кто больше всех в той или иной степени оправдывал бездействие флота, — военные моряки.
В изданном в 2008 г. историческом очерке «Российский Черноморский флот» говорится, что князем Меншиковым и его соратниками были упущены самое меньшее две реальные возможности создать союзникам как минимум проблемы, если как максимум не сорвать высадку десанта или его разгром. Это подтверждает мою точку зрения о двух неиспользованных шансах.
Первая — это отказ от атаки конвоя в море, когда он, перегруженный войсками, был почти неспособен к эффективному отражению атаки русских кораблей. Вторая — пассивность при высадке десанта в момент его наибольшей уязвимости. Когда же Нахимов, по сути дела игнорируя светлейшего князя, принял решение о выходе в море — природа изменила русским. Ветер поменял направление и стал встречным, исключив возможность действительной атаки союзных сил.{1071} Вот только виновника этой пассивности не называют.
Был ли смысл в этой атаке? Был, более того — имелась реальная возможность действительно устроить союзникам нечто похожее на второй Абукир. Нужно было только выбрать момент, когда эффект мог быть максимальным. Да, союзный флот был действительно уязвим.
Подведем итог вышесказанному. При благоприятных для парусных кораблей Черноморского флота погодных условиях охранение союзников, пусть и имеющее большую маневренность за счет использования паровых машин, но перегруженное десантом, не имело возможности гарантировано отразить атаку русской эскадры. Но Меншиков вполне осмысленно отказывается от атаки в море.
Кто виноват, что эта атака не состоялась? Кому предъявлять счет за все тысячи жизней, загубленных за почти два года последовавшей после высадки Крымской кампании?
Историки называют несколько причин. Первая — готовность только к пассивной обороне. Альфред Штенцель считает, что проблема истекала от отсутствия у императорского флота готовности к наступательным действиям: «Сторожевая служба у входа в гавань была хорошо организована, но среди мер против нападения упускалось из виду одно: возможность выхода флота, которому предписывалась чисто оборонительная деятельность. Лишь в немногих исключительных случаях Корнилов предполагал атаковать стоящий перед портом неприятельский флот. Самый благоприятный случай напасть в тумане пароходами на часть флота противника остался неиспользованным».{1072}
Штенцель пытается объяснить столь удивительную легкость, с которой русское командование допустило неприятельский флот к своему берегу и позволило без малейшего противодействия высадить десант погодой, но он признает, что здесь достаточно много не поддающегося объяснению.
«По позднейшим русским данным, русский флот не мог выполнить своего намерения атаковать транспорты во время перехода и высадки из-за того, что в течение этих дней у западных берегов Крыма был штиль или господствовали слабые противные ветры. Вернее же, что причиной было отсутствие дальновидности и энергии у его начальников. Таким образом, весь переход и высадка десанта сопровождались редкостно удачным стечением обстоятельств. Но все-таки на переход в 250 миль ушло почти 9 суток несмотря на предварительную подготовку в течение многих недель и множество совещаний. Это являлось, конечно, результатом нерешительности и разногласий среди начальников, несоблюдения принципа единства командования».{1073}