Вуаль из виноградных лоз
Шрифт:
— 2008-ой, — прошептала Кареса, в ее голосе слышалось благоговение, как и в первый день, когда мы познакомились.
— Да. Как ты узнала?
— Тот год стал историческим для мерло «Белла Колина Резерв». Тогда было выпущено самое лучшее вино. Ахилл, урожай 2008 года является самой дорогой бутылкой мерло в мире.
— Правда? — с удивлением спросил я, не отважившись думать, что это было правдой.
— Как ты можешь этого не знать? — с удивлением спросила она.
— Потому что это часть процесса меня не интересует. Для меня важно созревание
На лице Каресы отразилось восхищение.
— Знаю, — тихо произнесла она. — Наверное, тогда ты не в курсе, что на фестивале давки вина будет объявлен победитель «Международной премии вина». Ты снова можешь выиграть. Ты не проигрывал уже много лет.
— Король Санто всегда сам принимал поздравления. Я даже никогда не видел наград. Они хранятся в главном доме.
— Ахилл, это просто ужасно, — возмутилась Кареса, и не думаю, что она даже заметила, что снова положила свою руку на мою.
— Я так не думаю. Мне не нравится находиться в центре внимания. Король Санто хорошо с этим справлялся. Принц Зено будет делать это не хуже. Если мое вино снова победит, он может забрать приз себе. А мне будет достаточно знать, что я создаю лучшее вино из всех возможных. Я счастлив проживать тихую, спокойную жизнь, Кареса. Я не был рожден для балов и приемов, толпы зрителей и важных дел, я не могу и представить ничего хуже этого.
Я не хотел ее расстраивать. Но знал, что сделал это, когда Кареса повернула свою голову и указала на другое слово, написанное на бумаге.
— Кареса? — окликнул я, желая узнать, что сделал не так.
Она помахала рукой и улыбнулась. Это было притворство. Я мог видеть, что это была неискренняя улыбка. Было интересно: это и есть идеальная маска Герцогини ди Парма?
Я тут же решил, что если это так, то я предпочитаю свою Каресу.
Ее взгляд устремился к двери амбара, а затем вернулся к листку бумаги.
— Давай продолжим. Я не хочу отнимать слишком много времени от процесса создания твоего изумительного вина.
Шли минуты, и после долгого процесса изучения, какие буквы производили те или иные звуки, я улыбнулся.
— Вино. Это слово «вино».
— Самый легкий путь к учебе — когда предмет связан с учеником. Эти слова привычны для тебя, следовательно, помогают лучше понять правила написания и произношения. Ты всей душой погружен в виноделие, поэтому я решила использовать знакомые для тебя слова.
Моя грудь сжалась, когда я понял, сколько сил и энергии Кареса вложила в эти занятия. Занятия, от которых она ничего не получала взамен.
— Спасибо, — сказал я, зная, что этого слова недостаточно, чтобы описать всю мою благодарность.
Кареса положила передо мной другой листок бумаги и ручку. Два часа спустя я закончил рабочий лист, где мне нужно было обводить контуры букв. Мы прочитали одиннадцать слов, и я стал гордым обладателем iPod.
— Я загрузила туда аудиокниги, так что ты сможешь слушать их перед сном вместе с чтением печатных экземпляров.
Кареса принесла
— Тут есть голосовое управление, так что ты сможешь просто назвать книгу, а не искать ее по названию. Я расположила их в том же порядке, что и в стопке, что бы ты случайно не прочитал не ту книгу.
По ее словам, на iPod также были загружены все оперные и концертные произведения, которые я только мог себе представить. Она сказала, что его будет легче слушать, работая в поле, чем старый кассетный магнитофон.
Более недели спустя, после нескольких дней интенсивной учебы, она принесла свой ноутбук и загрузила в него еще немного музыки. Когда «Пятая симфония» Бетховена заиграла через портативную колонку, которую она принесла с собой, Кареса повернулась ко мне:
— Ты раньше уже слышал симфонии Бетховена?
— Да, — ответил я, под звуки смутно знакомой музыки.
— Знаешь ли ты, что эта симфония считается лучшей у Бетховена?
Я покачал головой.
Кареса села рядом со мной, пока мы слушали танец струн.
— Я хотела поделится этим с тобой, — она нежно толкнула меня локтем. — Знаю, как ты любишь оперу, но я никогда не слышала, чтобы ты слушал музыку кого-то не из итальянских великих композиторов, — она подмигнула мне. — Некоторые люди могут подумать, что ты испытываешь сильную привязанность к нашим соотечественникам.
Я фыркнул.
— Некоторые люди могут быть правы.
Кареса засмеялась, садкий звук заполнил и комнату, и мои вены.
— Когда я изучала новые методы, которые мы могли бы попробовать, я вдруг вспомнила Бетховена, — она кивнула в сторону колонки. — Он написал девять симфоний. Эта одна из самых сложных, самых выдающихся и самых значимых. Эта работа всей его жизни.
— Она прекрасна, — согласился я.
Кареса повернулась ко мне лицом.
— Бетховен потерял свой слух, Ахилл. Один из самых великих композиторов был глухим. Композитор — человек, который писал музыку, слушал музыку, жил музыкой, потерял самый важный орган чувств в своей работе.
— Это ужасно, — ответил я, качая головой в сочувствии.
— Нет, — решительно сказала она. — В конце концов, это, возможно, было его величайшим благословением. Ахилл, он написал эту симфонию, когда был глухим. Его величайший шедевр был создан без возможности слышать. Разве ты не понимаешь?
Я ждал, затаив дыхание, когда она продолжит:
— То, что бросает нам вызов, то, что разрушает нас, в итоге может оказаться благословлением. Потому что наши неудачи могут сделать из нас великих. Наши самые обычные человеческие невзгоды, могут вселить в нас почти нечеловеческую силу. Наши слабости — это просто неопробованные крылья, которые ожидают, когда мы взлетим.