Vulgata
Шрифт:
— У вас их не так уж много. Аквариум слишком большой для них.
— Большая часть экземпляров сейчас спит. У меня есть сом, уже довольно крупный, и два детеныша голубой акулы.
— Им вы тоже корм сыплете?
— Нет. Я бросаю им в воду кусочки мяса.
— Ага. — Рот капитана скривила жесткая усмешка. — И завтра утром вы скормите им убитую вашими людьми женщину?
Камышев поморщился.
— У вас такое грубое воображение.
— Ничуть. Очень даже дельный способ избавиться от улик. Не знаю, как к этому отнесутся детеныши голубой акулы, но сом точно не откажется. Я даже советую вам это сделать. Иначе все ваши экземпляры с голодухи
— Псих ненормальный, — процедил Егор Валентинович, с ненавистью глядя на него.
Спирин склонился над столом.
— Шутки в сторону. Мы оба знаем, зачем я здесь. Итак, как всегда бывает в жизни, у меня на выбор три дороги, и одна хуже другой. У вас в заложниках мой друг, которого я не смог уберечь, но который очень помог мне. Или я соглашаюсь закрыть дело «Вульгаты», и даю вам убить мальчика, или вы убиваете и мальчика, и моего друга. Правда, ваше положение не лучше.
Спирин взглянул на часы.
— Сюда уже едут все патрульные машины города. Через десять минут ваш дом будет окружен. К шести утра, думаю, и отряд ФСБ подъедет. Да, да, не смотрите так. Я с самого начала расследования информирую их обо всем, что связано с этим делом. И в Министерство Внутренних Дел докладную писал. Правда, они что-то не торопятся принимать меры. Но это дело времени. А уж Генеральный прокурор, благодаря мне, вовсе давно мечтает с вами познакомиться.
— Только не говорите мне, что он в полчетвертого утра подписал разрешение на вторжение в частное жилище, и оно сейчас же прибудет сюда экспресс-почтой.
— Нет, конечно. Но в нашей с вами ситуации я имею право произвести в доме обыск без судебного решения. Потом мне надо будет уведомить о следственном действии судью и прокурора, и они, поверьте, задним числом признают его законным.
— Ну, хорошо. — Камышев положил руки на стол и сцепил их в замок. — Вы освободите заложников, и я окажусь на скамье подсудимых. Но вы говорили о трех плохих дорогах. Если у вас все под контролем, где же третья?
— А это и есть третья дорога. Правда, не такая уж и плохая. Можно сказать, меньшее из зол. Дело в том, что, даже если суд признает вас и ваших исполнителей виновными, дело довести до конца мне не удастся. Я знаю, что вы не являетесь главным организатором. Вы лишь игрушка в руках иностранных партнеров, которых представляет здесь наш общий друг. — Спирин кивком головы указал на Кейси. — До крупной рыбы, если позволите мне такое сравнение, я вряд ли успею добраться, потому что уже превысил все разумные сроки досудебного расследования. Подозреваю, что через некоторое время ваши инвесторы вновь продолжат свое дело — правда, уже не здесь. Где-нибудь подальше от центра.
А главное — я никогда не узнаю, зачем была создана эта преступная сеть. Не узнаю, почему эта организация называет себя кодовым словом «Vulgata».
Камышев напряженно улыбнулся. Расслабился в кресле. Нарочито небрежным тоном ответил:
— Ах, вас это интересует? Ну, просто смешно, знаете ли. Неужели не поняли? Это дурацкое название ничего не значит. Просто злая шутка. Эту чушь придумали в Италии. Слышали, там в 2000-м году раскрыли дело о детской порнографии?
— Слышал. Группировка состояла из двух человек. А расследование провел католический священник. Здесь дело посерьезней. На вашей совести похищение детей, растление несовершеннолетних, преднамеренные убийства с отягчающими, совершенные с особой жестокостью. Что там суд — демоны в преисподней передерутся, решая, на какой круг ада поместить вашу шайку.
Он помолчал, барабаня по столешнице пальцами.
— Зачем вам этот мальчик?
Камышев молча смотрел на него. И капитан вдруг понял, что он не знает.
Он
— Мы собирались снимать фильм, — сообщил он с той же улыбкой, но теперь по-русски. — Последний. Он предназначался для наших друзей в ООН.
Спирин поймал изумленный взгляд Камышева. Об этом тот, судя по всему, слышал впервые.
— Что еще за новости, Билл? — спросил он.
— Его зовут не Билл, — сказал Спирин. — Его настоящее имя засекречено. Кто он, выяснить так и не удалось. Но я так думаю, он из ЦРУ.
— Вы бредите? — скривился Камышев. — На кой черт агенту ЦРУ контролировать здесь производство порнографии?
— Я так думаю, что в этих фильмах что-то спрятано, — начал рассуждать вслух капитан, с прищуром глядя на улыбающегося американца. — Какой-то двадцать пятый кадр. Код, может быть. Что-то типа: «Русские — враги человечества, и их надо уничтожить». А для фильмов, предназначенных для распространения внутри страны, что-нибудь другое. Скажем: «Русские, сдавайтесь!».
Кейси снял очки, протер их платком и снова водрузил на нос.
— Вы почти угадали. Если позволите, я все вам объясню. У вас ведь есть время?
— Есть. Слышите за окном сирены? Это мои друзья приехали. Один звонок — и они вторгнутся в частное жилище. Сейчас они как раз окружают дом и направляют на него стволы автоматов.
— Со звонком не торопитесь. Время терпит. Заложники все еще у нас. Да и вы, если смотреть на вещи трезво — заложник. За дверью сейчас стоят Китаев с Кириленко. Если вы попытаетесь выйти из кабинета без моего разрешения, они вас пристрелят, не раздумывая. Терять им нечего. Ведь на них уже столько крови…
Так вот. Нашему общему другу Китаеву пришла в голову чудесная мысль, навеянная воспоминаниями о первой чеченской войне. Дело в том, что чехи, воевавшие на стороне чеченцев, снимали там фильмы, очень похожие на наши. Только еще лучше, если вы позволите мне так выразиться. Они совершали массовые убийства мирного населения. Врывались в аулы, насиловали женщин, детей, мужчин, стариков, потом пытали и убивали их. Все это снималось на камеру. Но в чем была изюминка их деятельности? Во время этих зверств чехи переодевались в форму русских федералов. Понимаете? Они ведь тоже славяне, и западный человек не отличит чеха от русского. Эти фильмы представлялись вниманию западной общественности. И весь мир до сих пор думает, что русские солдаты совершали в Чечне преступления против человечности! Делалось это все, конечно, из идеологических соображений. Ненависть к русским — хорошая идея, не так ли? Ну, и за хорошие деньги, естественно. Одно другому не мешает, мой друг. Совсем не мешает.
— Я понял. Китаев убьет мальчика, и вместо клоунского наряда наденет форму русского солдата.
— Офицера, если быть точным.
— И этот фильм вы покажете Ассамблее ООН. Не слишком оригинально. «Правый сектор» на Украине забавляется такими вещами уже два года.
— О! Поверьте, господин Спирин, к тем фильмам руку приложил также ваш покорный слуга.
— Вы будто гордитесь этим.
— Конечно. Все, что я делаю, я делаю для своей страны. Моя семья мной гордится, моя жена мной гордится, мои дети мною гордятся. На мемориальной доске почета в школе, где я учился, я упомянут как один из самых достойных выпускников, наряду с одним писателем, двумя актерами и ветеранами вьетнамской войны. Да и чего мне стыдиться? Все операции, проводимые под моим руководством, завершились удачно. Провалы если и были, то небольшие. Как у нас говорят: «Поверь в себя и в свое право на успех!».