Вы его видели, но не заметили
Шрифт:
– Ну и что ты тут делаешь?
– Живу теперь. Меня сюда направили.
– Кто же?
– Начальник, – и прочитав на моем лице недоумение, добавил: – Магистр.
Я не верил своим ушам. Когда я возвратил долг Магистру, он пообещал, что решит мою проблему. В последнее время переход стал приносить денег все меньше, и часто мне не хватало не то чтобы на жизнь, но и на налог. Я был уверен, что Магистр снизит налог, но только не то, что он пошлет еще кого-то в мой переход.
– Ты Моне? – спросил пришлый.
Я
– Я Виктор Павлович, но все зовут Баяном.
Он протянул руку, но я и бровью не повел. Внутри меня все еще кипела злоба к непрошеному гостю. И если бы я наверняка знал, что справлюсь с ним, тотчас повторил бы попытку задушить его.
– Меня предупреждали, что ты будешь нам не рад.
– Кому это нам?
– Мне и Косому. Он у другого выхода дежурит.
Не дослушав его, я заковылял к северной лестнице – той, что вела к автобусной остановке. Обычно с того места я и начинал свой рабочий день. И именно там, на ступеньках, расселся молодой парень в длинной телогрейке. Возле его ног стояла банка из-под кофе, а на глаза были надеты темные очки, подсказывающие, что у моего новоиспеченного соседа имелись проблемы со зрением. Я остановился вплотную к нему, задев банку.
– Чего встал? Пошел вон! – сразу отозвался новенький.
– Слушай меня внимательно, ублюдок. Я здесь главный. Я – Моне. Ясно тебе? – Стоило кому-то посягнуть на мою собственность, как ярость затуманивала разум. Скрепя зубами я выдавил из себя: – Я тут главный!
Проходящий мимо нас мужчина бросил в банку несколько монет. Когда тот удалился, парень в очках повернулся ко мне.
– Больше не главный. Магистр перевел нас сюда. Теперь мы будем втроем здесь, – он протянулся мне руку. – Я Сашка.
– Впервые слышу про тебя. Тот, другой товарищ, сказал, что здесь Косой слоняется. Про Сашку и слова не сказал.
– Я и есть Косой. Но зовут меня Сашка. Усек?
– Буду звать тебя Косым. Ты хоть и вправду косой?
В ответ он приподнял очки. Один его глаз смотрел в упор на меня, а другой – вбок. У меня закралось подозрение, что покосившийся глаз был еще и слепым, но я промолчал.
– Говоришь, ты Моне? Магистр предупреждал, что ты будешь бычить. Но сказал: если тебе что-то не понравится, ты можешь поискать себе другое место. Он говорит, что ты перестал приносить деньги. Карманишь? Смотри, если карманишь, мы ведь сдадим. Мы-то с Павлом умеем деньги зарабатывать. Уже познакомился с ним? Он у другого выхода. Хороший дядька. Будем вместе следить за тобой. Пристально. И все рассказывать начальнику, ясно?
Я молчал. Мне хотелось отправиться в Черташинку и порвать Магистра в клочья. Но нельзя было. Некоторых за одни лишь слова недовольства в адрес Магистра могли изгнать, что уж говорить про рукоприкладство.
Бросив ругательства в сторону Косого, я вернулся к Кофеварке. Парнишка уже освободился и, когда я подошел, протянул мне большой стакан с кофе.
– Как тебе запах? – на его лице застыло выражение, когда человек сделал
– Я не чувствую.
– Нос заложен что ли?
– Вроде того.
Обоняние снова отшибло. Белицкий грозился записать меня к знакомому терапевту, но в день записи он оказался на сутках за то, что помогал Тетиве, нашему общему знакомому, глушить горе от расставания со своей пассией.
– Вкусное пойло.
На вкус кофе был хорош, но я был настолько голоден, что опустошил стакан, толком и не заметив этого.
– Давно не ел? – Предположил Кофеварка и протянул два пирожка.
Надкусив один, я почувствовал повидло. От сладкого зубы тотчас обдало болью.
– Спасибо, дорогой. Дай Бог тебе здоровья.
В ответ Валя дежурно улыбнулся и вернулся к своим делам. Я знал таких, как он, помогающих не по зову сердца, а чтобы спалось крепче. Чем мог, тем и помог. Помог едой – славно. День хотя бы, но от голода старик-беспризорник не умрет. Искренности в таких поступках было мало, но я был рад всем причинам, по которым мне доставались еда или деньги.
– Не в обиду, но ты можешь отойти хотя бы на пару метров? Уж слишком твой парфюм ощущаетсяы, если ты понимаешь меня.
Я чертыхнулся и отошел. Из-за проблем с носом я не чуял собственного запаха. На самом деле я никогда его не чуял. Да и не понимал, чем я мог не угодить нежным носам жилищеобеспеченных. Куртка точно была чистая – с неделю назад я стирал ее у Слесаря. Разве что штаны могли пахнуть. Неужто ли запах так отдавал?
– А что за новенькие здесь? Вы размножаетесь быстрее кроликов, – поинтересовался Валя. – Я видел одного из них, слепого. Бедный парень, моего возраста.
Я схаркнул и отвернулся. Говорить о новичках я не хотел. И уж тем более не хотел разделять восхищение недугом Косого. Все они были лгунами не меньше моего. Только их легенды были жалостливыми.
За года проведенные на улице каких только историй я не встречал. Стариков с онемевшими руками, но отлично поднимающихся за податью. Певцов, имеющих и крышу, и семьи. Женщин с грудными детьми, которых передавали между собой, как рабочий инвентарь. Видел я и тех, кто был навсегда потерян для общества, и в первую очередь – для себя. Нередко я встречал их где-нибудь среди мусорных баков с посиневшими губами и застывшим отражением неба в стеклянных глазах.
Проигнорировав вопрос, я направился к товарищу, которого чуть ранее пытался задушить. К этому моменту он расчехлил баян, и переход заполнила музыка. Играл он паршиво, но для проходящих мимо людей этого было достаточно.
Больше всего я не любил музыкантов. Да-да, те, кто скрашивает прохожим время пребывания в переходах, загребали денег больше остальных. Хотя их-то и музыкантами нельзя было назвать. Исполнители, не больше. Дай любому идиоту гитару, покажи аккорды и бой, и через несколько дней он будет называть себя музыкантом. Хотя сам-то ни одного куплета не сочинил.