Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Соколов Никита

Признав, что ваучерная приватизация не привела к оживлению промышленности, не создала «среднего класса» и ничего не дала бюд­жету, правительство летом 1994-го объявило о переходе ко второму — «денежному» этапу приватизации.

За счет приватизации планировалось получить в бюджет 1995 го­да более 8 триллионов рублей (весь дефицит бюджета составлял 50 триллионов). Таких поступлений можно было ожидать только от про­дажи высокоприбыльных предприятий, каковыми были нефтяные компании, однако Государственная дума исключила «стратегичес­кую» «нефтянку» из плана приватизации. Распродажа госсобственности за «живые» деньги порождала злоупотребления. Чиновники по сговору с покупателями занижали цены и устраняли от конкурсов не­желательных конкурентов. Вместо честных аукционов устраивались фиктивные. Отдельные особенно вопиющие случаи получали скан­дальную известность. Так, Краснодарская

табачная фабрика была продана за 60 млн долларов, хотя почтенная зарубежная фирма пред­лагала 167 млн. Чиновники, причастные к проведению аукционов, наживали крупные состояния, казне перепадали крохи.

Доходы от приватизации к концу августа 1995 года едва достига­ли 500 млрд рублей (6% плана, бюджет горел синим пламенем). Что­бы спасти бюджет и обойти запрет Госдумы, решено было реализо­вать идею «залоговых аукционов», высказанную главой ОНЭКСИМ­банка Владимиром Потаниным еще в марте. Суть идеи заключалась в том, что коммерческие банки выдают правительству кредиты под за­лог акций высокоприбыльных предприятий. По истечении известного срока правительство должно было организовать конкурс по продаже заложенных акций и либо вернуть кредит, либо передать акции в пол­ную собственность кредитора. Механизм был прост, изящен и юриди­чески безупречен.

Всего было проведено двенадцать залоговых аукционов, но только в четырех крупнейших цена передаваемого в залог пакета устанавли­валась выше 100 млн долларов. Банк ОНЭКСИМ выдал правительст­ву в кредит 170 млн долларов под залог 38% акций «Норильского ни­келя» и 130 млн — под залог 51% акций нефтяной компании «Сидан­ко». Банк МЕНАТЕП выдал правительству 159 млн долларов под залог 45% нефтяной компании «ЮКОС» и вместе со «Столичным бан­ком сбережений» — 100 млн за 51% акций «Сибнефти».

Счетная палата, находившаяся под контролем оппозиционной Го­сударственной думы, проанализировав механику проведения залого­вых аукционов, призвала законодателей признать сделки «притвор­ными» и, соответственно, юридически ничтожными. Но тут выясни­лось, что договоры составляли юристы банков, не зря получающие высокое жалованье. Отменить сделки было невозможно без больших потерь — финансовых и репутационных — для власти. Правительство даже не предусматривало средств для возврата кредитов в бюджете 1996 года. У него были другие заботы. Как писал позднее Анатолий Чубайс, «170 млн в декабре 1995 года — это были ого-го-го какие деньги. Это был какой-то абсолютно невероятный прорыв в то время... Деньгами, полученными от залога «Норильского никеля», мы мгновенно заткнули кучу бюджетных проблем. И в первую очередь дыры по зарплатам».

Ради латания бюджетных дыр государство пользовалось и более рискованными приемами. 11 октября 1994 года курс рубля вдруг упал на валютной бирже более чем на 30%. Президент объявил «черный вторник» результатом диверсии и «попыткой финансового путча». Со­вету безопасности было отдано распоряжение найти диверсантов. Ди­версантов не нашли. И немудрено, поскольку главным «диверсантом» и подлинным виновником «черного вторника» был Центробанк, поз­воливший «обвалить» рубль, чтобы скупить побольше «дешевых» руб­лей и расплатиться с частью бюджетных долгов. Уже 13 октября курс вернулся к докризисной отметке.

Отдельные граждане обогащались при помощи чистого мошенни­чества. Бесчисленные «банки» и «страховые компании» одну за другой выстраивали финансовые «пирамиды», сказочно обогатившие учре­дителей, доставившие умеренный доход первым вкладчикам и вчис­тую разорившие миллионы припозднившихся доверчивых «партне­ров». Весьма значительную роль в создании крупных частных капита­лов играли льготные кредиты и таможенные льготы, которыми ведавшие их раздачей чиновники одаривали, разумеется небескоры­стно, доверенных предпринимателей.

В результате залоговых аукционов бизнес-ландшафт России ради­кально изменился. Выделилась группа сверхбогатых предпринимате­лей, получивших широкие возможности влиять на политические ре­шения и не совсем точное наименование «олигархов». Среди них веду­щее положение занимали Рэм Вяхирев («Газпром»), Владимир Гусинский (Группа «Мост»), Вагит Алекперов (ЛУКОЙЛ), Борис Бе­резовский (Логоваз), Владимир Потанин (ОНЭКСИМ-банк), Миха­ил Ходорковский (банк МЕНАТЕП), Александр Смоленский («Сто­личный банк сбережений»).

Глава Госкомимущества Альфред Кох не скрывал, что «на ваучер­ном этапе приватизации мы сами создали некий искусственный спрос», а «на денежном этапе спрос, напротив, был ограничен, так как денег было немного, и потому нужна была индивидуальная рабо­та с каждым покупателем». Шахматист Гарри Каспаров довольно точ­но описал результат этой «индивидуальной работы», сказав, что

«в России существуют только назначенные собственники».

Рядовые граждане, впрочем, тоже вполне успешно обустраива­лись в новой реальности. Исследования социологов показывали, что группа, не мыслящая жизни вне патерналистско-эгалитарной систе­мы общественных отношений, перестала численно расти. «Советско­го» идеала крепко держалась приблизительно треть населения. Около 20% российских граждан придерживались радикальной либерально-индивидуалистической идеологии, ни в коем случае не желая возвра­та к советскому прошлому и рассчитывая только на собственные си­лы. Около половины относились критически к сложившейся реально­сти, но в то же время не желали и реставрации прежних порядков. В 1995 году, по социологическим опросам, 70,6% россиян ставили по­литическую и гражданскую свободу выше материального благополу­чия. Большинство рассчитывало на улучшение своего положения в рамках нового порядка в ходе его естественной эволюции.

Власти, однако, решили укрепить свои позиции, заручившись поддержкой «патриотического электората», и привлечь на свою сторо­ну «державников» с помощью «маленькой победоносной войны». 11 де­кабря 1994 года российские войска были введены в Чечню.

Кавказский узел

Основания конфликта федеральных властей с чеченскими были зало­жены еще в 1990 году, когда Общенациональный конгресс чеченско­го народа (род народного фронта) во главе с популярным летчиком генералом Джохаром Дудаевым провозгласил своей целью полную не­зависимость Чечни и выход ее из состава не только СССР, но и РСФСР. Воспользовавшись провалом московского августовского пут­ча 1991 года, Дудаев взял власть в свои руки, распустив Верховный совет республики во главе с Доку Завгаевым, занявшим осторожную позицию в отношении ГКЧП. В этот период успехам Дудаева содейст­вовали российские руководители, прежде всего Бурбулис и Хасбула­тов, рассчитывавшие использовать генерала как еще один инструмент в борьбе с Горбачевым и союзной номенклатурой. Осенью 1991 года после исчезновения «союзного центра» российские власти оказались лицом к лицу с сепаратистским анклавом, элита которого уже почув­ствовала экономические выгоды независимости (за счет спекуляций российской нефтью, поступающей на перерабатывающие заводы в Чечне). Достижение компромисса на основании предоставления Чеч­не особого статуса в рамках федерации было, однако, вполне возмож­но. Подобный договор был успешно заключен с Татарстаном, кото­рый так же, как и Чечня, отказался в 1992 году подписать Федера­тивный договор на общих основаниях. Дудаев рассчитывал уладить дело в ходе личных переговоров с Борисом Ельциным. Но российский президент, доверившись своим советникам — плохим знатокам кавказ­ских нравов, — посчитал ниже своего достоинства лично встретиться с чеченским лидером. Генерал обиделся — коса нашла на камень.

Пострадавшими оказались ни в чем не повинные рядовые гражда­не — русские и чеченцы. Русские, составлявшие значительную часть населения северной равнинной Чечни, стали подвергаться вытесне­нию, их подозревали в нелояльности к новой чеченской власти. Феде­ральный центр фактически установил экономическую блокаду Чечни. Режим Дудаева зашатался. В 1993 г. против Дудаева составлялась уже довольно влиятельная коалиция чеченских кланов. Считалось, что дни его правления сочтены. И тут главные «специалисты по Кав­казу» в российском правительстве — советник президента Сергей Ша­храй и министр по делам национальностей Николай Егоров — реши­ли ускорить дело. В ночь на 28 ноября танковая колонна чеченской «оппозиции», полностью укомплектованная российскими офицерами, завербованными Федеральной службой безопасности в подмосковных дивизиях, была разгромлена при попытке войти в Грозный. Вмеша­тельство российских спецслужб в чеченские дела вышло наружу. Дуда­ев сделался национальным героем, чеченское общество сплотилось во­круг своего защитника. Опростоволосившимся российским инициато­рам акции ради собственного спасения не оставалось другого пути, как попытаться спрятать концы в воду, развязав большую войну.

10 декабря Егоров потребовал, чтобы Дудаев «прибыл в Моздок для подписания акта о сдаче оружия». Генерал, естественно, отказал­ся, на что и был расчет, и тогда 11 декабря российские войска были введены в Чечню для «разоружения незаконных формирований и вос­становления конституционного порядка» в соответствии с секрет­ным указом президента (Российская конституция допускает исполь­зование армии на российской территории только в случае введения чрезвычайного положения, которое должен утвердить парламент). Борис Ельцин, подписав указы, скрылся в больнице «для операции на носовой перегородке».