Выбор
Шрифт:
Но бесплодие?
Но силы жизненные пить? До смерти его доводить?
Маринушке то первой невыгодно. Вот и весь сказ.
— Устёна, ты мне встать не поможешь? Вдруг получится?
— Сейчас попробуем, только сок допей. Вот так, теперь обопрись на меня крепче… не сломаюсь я, — а что счастье это, когда любимый мужчина обнимает, руку его чувствуешь, тепло его, дыхание — о том промолчим, и улыбку неуместную спрячем, счастливую, — И пойдем, с Добряной поговорим еще…
— И то… пойдем.
От Маринушки всегда пахло возбуждающе.
От Усти полынью пахло, душицей, чабрецом… травой веяло, запахом луга летнего.
Вовсе даже не возбуждающий запах, а все равно, вот так идти рядом, и девушку обнимать, неожиданно приятно было.
Хорошая она… боярышня Устинья.
А что волхва, так у каждого свои недостатки. Он вот, и вовсе царь, так что ж — не человек он теперь?
Анфиса Утятьева дурой никогда не была, потому понимала — оттолкнуть мужчину легко, приманить куда как сложнее.
Сколько сил она потратила, к себе Аникиту Репьева приманивая, сколько труда! А что!
Добыча-то знатная!
Молод боярич, да неглуп. Собой не слишком хорош?
Есть такое, на сомика он походит слегка: усики глупые, глаза навыкате, подбородок чуть скошен, да и зубы у боярича плоховаты. Но с лица-то воду не пить, ее красоты на двоих хватит, а усики и сбрить можно, невелика беда!
Зато род Репьевых богат и силен, боярин Разбойный приказ возглавляет, к государю близок и доверием его пользуется, боярич старший сын, в свою очередь боярином станет, и сейчас уже управлением поместьями занимается, неглуп он. Анфиса не просто так себе мужа подбирала, ей супруг нужен был такой, чтобы она за ним, как за стеной каменной. Кто-то в муже красоту ищет, кто-то богатство, а кто-то по древности рода судит.
Анфиса понимала — пустое это.
Красота — завтра оспой заболеешь али еще чем, или ударят тебя, и конец всей той красоте. Преходящая она, ей ли того не знать, с ее-то личиком?
Богатство? А тоже, всякое бывает. Недород, неурожай, беда какая — и протекут деньги между пальцев. Так и поговорка есть — вдруг густо — вдруг пусто.*
*- В. И. Даль. Прим. авт.
Было богатство и не будет его. Случается. Только когда муж умный, он его заново заработает, а когда дурак, и нового с ним не прибудет, и то, что есть — все растратит. А древность рода и вообще глупость несусветная, ей ту древность на кровать не постелить, в тарелку не положить. Пусть этим отец тешится, сама Анфиса мудрее рассуждала, хоть и по-женски.
Вот и сейчас не просто так ресничками хлопала, в плечо мужественное бояричу плакалась.
— Беда, Аникитушка! Ой, беда горькая, откуда и не ждали!
— Что случилось, Анфисушка?
Как уж себе Аникита невесту выбирал, кто его знает, что он важным считал, что обязательным? Но Анфиса ему понравилась. А и то — красива собой, неглупа, приданое хорошее, а что род не слишком старый, так у Аникиты
Так и сладилось потихоньку.
Между собой-то молодые уж сговорились, Аникита хотел по весне идти, руки Анфисы просить у отца ее. Да со своим поговорить, кто знает, как боярин Репьев решит?
— Аникитушка, меня батюшка на отбор отправляет! К царевичу!
И слезы жемчужные потоком хлынули.
Аникита даже растерялся сначала, потом осознал, что добычу у него отнимают, плечи расправил.
— Не бойся, любимая. Когда захочешь — вмиг тебя увезу!
Анфиса головой так замотала, что только коса золотая в воздухе засвистела.
— Ты что, Аникитушка! Отец проклянет! Матушка… на иконе… боязно мне, страшно!!!
С этим мириться пришлось.
— И твой отец еще что скажет?
Аникита призадумался.
Увезу — это первый порыв был, а вот второй, когда подумал он — действительно неглуп боярич, ой не зря его Анфиса выбрала.
Когда подумать о будущем опосля увоза невесты — боярин Репьев взбесится. Есть и у него своя слабость маленькая, не любит он, когда о его семье все судачат, кому не попадя. Скандалов не любит, шума да гама…
Ежели сейчас Аникита себе невесту увозом возьмет, вся Ладога год судачить будет. Отец взбесится, тут и наследства лишить может, и много чего… гневлив боярин, а Аникита сын не единственный. Всяко сложиться может.
И родители Анфисы тоже…
Родительское проклятие — штука такая, на нее, как на вилы, нарываться никому не захочется.
Вместо удачливого боярича, которому половина Ладоги завидовать будет восхищенно, вмиг можно изгоем оказаться, да еще с таким грузом, как проклятье. Не надобно ему такого. А только что любимой сказать? Это ж девушка, сейчас себя героем не покажешь, на всю жизнь опозоришься, трусом на всю Ладогу стольную ославят!
Анфиса первая заговорила, когда поняла, что осознал боярич происходящее, да обдумал хорошенько.
— Аникитушка, не хочу я за царевича замуж, я за тебя хочу, тебя люблю одного. Попробую я от отбора увильнуть, отца уговорить, а когда не получится, съезжу в палаты царские, да и вернусь обратно? Ты же не осердишься?
На такое? Когда ты и не знал, что сказать, что выдумать, а тебе выход хороший предлагают?
Аникита только в улыбке расплылся, став окончательно похожим на сомика.
— Что ты, Фисушка! Умница ты у меня!
— У тебя? Правда же?
— Конечно! Люблю я тебя, ладушка моя, красавица, умница…
И какой женщине ласковые слова не приятны? Вот и Анфиса млела, не забывая своего Аникиту хвалить за ум, за благородство.
Так и до свадьбы по осени договорились, и имена деткам будущим выбрали.
А что в уме держали?
Анфиса точно знала, когда на отбор она попадет, все сделает, чтобы за царевича замуж выйти. Но к чему сразу такого выгодного сомика-то отталкивать?