Выбрать свободное небо

Тур Тереза

На одной картине: это был портрет. На нем жили эльфы: златовласые, изящные.

Двое юношей. Один был длинноволосый — острый на язык, тонко все чувствующий, в его глазах жил смех. Другой эльф был коротко стрижен и серьезен. В нем жили сила и надежность…

Двое юношей — и девочка. Их сестра. Изумительная смесь красивого отца и прекрасной матери. Девочка принимала любовь всего мира и щедро дарила ею своих близких…

— Лиза, — прошептал Роберт, — Лиза… Это — чудо!

— Мне тоже очень нравится. Твой отец

сказал «неплохо». Твоя мама вытерла глаза. По-моему, это триумф!

— Без сомнения, — улыбнулся Роберт.

— А что ты скажешь на это?! — и Лиза повернула камеру ноутбука к другой картине.

Если на первой картине были принцы и принцесса, наследники королевства эльфов, то на второй картине были повелитель и повелительница этого королевства. Золотоволосая она и черноволосый он. Сильные и безмятежные. Прекрасные. Ослепительно прекрасные… Они с улыбкой, что таилась в глазах, но еще не промелькнула на губах, протягивали друг другу руки. Их пальцы соприкасались.

А над легким касанием пальцев парила прозрачная сфера с черным драконом, взмывающим ввысь…

— У меня слов нет, — признался Роберт, — ты — гений.

— Не думаю, что я гений, — рассмеялась рыжая вредина, — но я очень-очень талантлива…

Глава двадцать первая

Их отпустили на рождественские каникулы на несколько дней раньше — это был подарок от режиссера и продюсеров. Кроме того, им сразу после съемок в этот день торжественно вручили билеты на самолет.

Так что двадцатого декабря он летел домой. Двадцатого декабря он летел к Лизе. Сейчас, после того, как он провел эту последнюю неделю в тоске, практически в исступлении оттого, что ее нет рядом, он вдруг понял, что его летнее помешательство Терезой было лишь приступом сумасшествия. Приступом тоски, боязнью одиночества… Чем угодно — но не чувством. И он возблагодарил судьбу за то, что он не разрушил их дружбу. Дружбу со всей их семьей, потому что Тереза — и он это прекрасно понимал — была неотделимо от тех, кого она называла «своими»… Сейчас он радовался, что снова может с ней общаться.

Роберт никого не известил о том, что возвращается. Они вылетали в ночь — прибывали в Хитроу под утро. Уже прибыв, он понял, что не распорядился, чтобы ему в аэропорт подогнали машину. С другой стороны, это было хорошо — слишком он устал, чтобы сесть за руль. Кинул рюкзак в такси, сообщил водителю, что ехать в предместье Бедфорда. Капал дождик, машина резво катила, Роберт закрыл глаза. Голова болела. Но вдруг он понял, что улыбается.

Подъезжая к дому, он посмотрел на часы — несколько минут седьмого. Утро. Наверное, Лиза уже в своем сарайчике. Пытается с ним связаться… Он заулыбался еще сильнее. Вышел, расплатился с шофером, пробежался по аллее, ведущей к дому, обогнул его, дошел до ее убежища, распахнул дверь.

Лиза

обернулась — она печально сидела за столом — и разговаривала с ноутбуком — обернулась, взвизгнула… И бросилась ему на шею… Он подхватил ее и закружил, опять уронив что-то. Она что-то восторженно кричала ему на ухо — и он поставил ее на пол — в ушах звенело… И Роберт стал ее целовать. Жадно. Она затрепетала под его руками. Губами. Но не отворачивалась. Не боялась. Потом он отпустил ее — словно у него разом закончились силы.

— Ты приехал, — прошептала она и погладила его по щеке, потом осмелела и дотронулась до нее губами. Сама удивилась своей смелости. И покраснела.

— Ты такая хорошенькая, когда смущаешься, — заметил Роберт, — огляделся, поставил картину на подрамник — как это она не заметила и не начала причитать, — а ты тут неплохо обустроилась…

Он взял ее за руку и повел к столу, за которым он заприметил кресло — что-то ноги его не держали… Уселся сам, усадил к себе на колени ее. Прижал к себе покрепче. И замер, счастливый. Лиза потерлась щекой о его щеку… Роберт стал ее целовать снова. Позволил своим пальцам проникнуть к ней под футболку, погладить ее спину.

Лиза замерла… И потихоньку высвободилась:

— Я тебя всего краской измазала, прости.

Роберт помолчал — голос его не вполне слушался. Потом он произнес:

— Нормально, все нормально, не переживай, — и он открыл глаза.

— Я злюсь на себя, — сказала Лиза правду. Она действительно злилась на себя. На свое тело, на рефлексы. Она так ждала его. Так мечтала о нем… Так хотела — представляла даже… А повела себя… как дурочка.

— А я на себя не злюсь, — улыбнулся он ей, — и ты не переживай. Все придет. Я подожду…

— Но ты, — совсем запылала краской Лиза, — но я…

— Я — переживу, — отрезал он, — хотя, за свои страдания… Я жажду поцелуя. Видишь, я все же меркантилен…

Она склонилась над ним — и поцеловала. Тут в дверь постучали:

— Лиззи, — раздался голос матери, — завтракать!

А вот то, как она содрогнулась всем телом, ему очень и очень не понравилось.

— Успокойся, — удержал он Лизу, — успокойся.

Миссис Ренделл не удержалась удивленного и восторженного вопля, когда дверь перед ней распахнул сын:

— Я без предупреждения, — успел сказать он — и мама кинулась его обнимать.

— Дорогой, как хорошо! Ты дома! — миссис Ренделл сияла, — пойдемте скорее в дом.

За завтраком все были веселы и оживленны. Все, кроме Лизы — она была задумчива… И Роберт решил не торопить ее. Пусть решает… Он остался поболтать с родителями после ланча. Отправился спать в свою комнату после этого. Не мешал Лизе рисовать. Был джентльменом внешне — и ощущал себя просто героем внутренне… Он целый день давал ей возможность привыкнуть к тому, что он будет ее касаться…